Но инквизиторы, заверяли меня горожане, все равно разыщут этих ведьм.
От многочисленных собеседников самого разного рода, своими долгими рассказами едва не заговоривших меня до умопомрачения, я
также узнал, что в окрестностях этого процветающего городка вряд ли найдется хоть одна семья, членам которой не довелось собственными
глазами видеть проявления великой силы графини: она с готовностью исцеляла больных, приготавливая для них снадобья из трав, налагала
руки на увечных и калек, а взамен не просила ничего, кроме поминовения ее в молитвах. Как выяснилось, умение снимать с людей
заклятия, наложенные не слишком сильными ведьмами, принесло ей великую славу, и многие страдавшие от злых чар приходили в ее
гостеприимный дом с просьбой изгнать бесов, вселившихся в них по неведомо чьему приказу.
Кто-то из горожан сказал мне, что таких черных, цвета воронова крыла, волос, как у графини, нет больше ни у кого; другой
вспоминал ее удивительную красоту и сокрушался по поводу того, что палачи искалечили прекрасную женщину; третий поведал, что только
благодаря графине его ребенок остался жив; четвертый поддержал его, добавив, что ей было по силам излечить даже самую страшную
лихорадку, что к праздникам она дарила своим слугам золотые монеты и что от нее не видели ничего, кроме доброты.
Можно было подумать, Стефан, что я прибыл на канонизацию святой, а не на сожжение. Никто из тех, кого я повстречал в течение
первого часа своего пребывания в городе, медленно проезжая взад и вперед по узким улицам как будто в поисках нужного мне дома и
останавливаясь, чтобы поговорить с каждым встречным, не сказал ни единого худого слова в адрес этой женщины.
Однако тот факт, что к сожжению на костре приговорена столь добрая и знатная женщина, несомненно, возбуждал этих простолюдинов
еще сильнее, словно красота и щедрость графини делали ее смерть грандиозным и захватывающим зрелищем. Уверяю тебя, у меня сердце
сжималось от страха, когда я слышал щедро расточаемые в ее адрес похвалы, видел готовность расписывать ее добродетели… и одновременно
— странный блеск в их глазах, когда они заговаривали о грядущей казни. В конце концов, не в силах больше вынести все это, я
направился к громаде костра и принялся внимательно осматривать его, поражаясь столь внушительным размерам.
Да, как много требуется угля и дров, чтобы целиком и полностью сжечь человеческое существо. Как обычно, я с ужасом взирал на
приготовленный костер и, как обычно, недоумевал, почему избрал себе именно такой род занятий. Ведь в какой бы подобный этому город,
застроенный убогими каменными домишками и украшенный старинным собором с тремя колокольнями, я ни въехал, везде меня встречал шум
толпы, а уши наполнялись треском поленьев, кашлем, стонами и в довершение всего воплями умирающих. Как тебе известно, сколь бы часто
ни приходилось мне бывать свидетелем зверских сожжений, я не могу к ним привыкнуть. Что же заставляет меня снова и снова стремиться
навстречу столь ужасным переживаниям?
Быть может, Стефан, таким образом я расплачиваюсь за какое-то совершенное мною преступление? В таком случае настанет ли день,
когда я полностью искуплю свою вину? Пожалуйста, не подумай, будто я ропщу и жалуюсь на судьбу. Отнюдь. Как вскоре ты убедишься, мои,
казалось бы, отвлеченные рассуждения небезосновательны и не лишены определенного смысла. Ибо я прибыл сюда, чтобы еще раз лицом к
лицу встретиться с молодой женщиной, которую когда-то любил так нежно, как никого на свете, любил с того самого момента, когда судьба
впервые столкнула нас на пустынной дороге в Шотландии всего через несколько часов после того, как на ее глазах погибла в пламени
костра мать; опустошенное выражение на бледном лице прикованной цепью к повозке красавицы произвело на меня гораздо большее
впечатление, нежели ее очарование, и навсегда врезалось в память…
Если ты вообще ее помнишь, то, наверное, уже догадался, о ком идет речь.