Сияющий на перчатке драгоценный камень внезапно превратился в глаз, открылся, вспыхнув алым огнем, и уставился на жреца, но тот, упоенный происходящим, ничего не заметил.
Ручейки из золота и серебра потекли из перчатки, когда Траннус осторожно натянул ее. Колючая боль пронзила его руку, по венам распространился сильный жар. Бешено бьющееся сердце жреца окутала тьма, кровь, превращаясь в лед, поступила в мозг, смывая все следы человеческого сознания. Слова «мой господин» сорвались с губ Траннуса, и дуновение белого ветерка исторгло душу из груди.
Теперь глазами человека на мир глядел Черный Властелин. Почувствовав внезапную слабость, Бэйн схватился за трон, чтобы не упасть. Его мысли, ограниченные человеческими понятиями, спутались в попытке осознать перемены, происшедшие при превращении в аватару. Он больше не мог заглянуть за черный занавес, предречь или повлиять на время и характер смерти своих последователей. Он разучился различать ложь и предвидеть несчастье, не мог проникать в глубины человеческой души, чтобы узнать правду, скрытую глубоко внутри. Не мог он теперь и участвовать в бесконечном числе событий одновременно, воздействовать на них, думая совсем о другом.
– Что ты сделал со мной, Эо? – прокричал Бэйн, и мягкий камень трона захрустел в его сильных пальцах.
Он попытался овладеть собой. Он должен подготовиться к приходу сотен других служителей, которым он тоже явился во сне.
Бог Раздора сидел на меньшем троне, стараясь не замечать соседний престол, некогда принадлежавший ему. «Мои последователи, – думал он, – увидят во мне лишь человека. Сочтут, что один из них помешался, заявляя, будто бы им завладел бог. И после того как это тело закончат пытать, добиваясь правды о том, кто в действительности уничтожил храм, мнимого бога предадут ужасной смерти».
Черный Властелин знал, что должен предстать перед своими жрецами в облике более значительном, чем человеческий, чтобы сразу же поразить и покорить их. Вызвав в памяти образ, который он использовал, чтобы явиться своим последователям, Бэйн принялся воплощать его наяву. Черному Властелину было известно о сокровищнице, расположенной где-то под храмом. Он мысленно представил себе волшебный нефритовый браслет и произнес заклинание переноса. Мгновение спустя браслет был у него в руках, и Бэйн стал изменять свою внешность, произнося заклинание и точно выполняя необходимые пассы.
Сначала глаза – в них зажглось пламя, как бы пылавшее внутри человеческого черепа. Бледную плоть аватары Бэйн изменял до тех пор, пока она не почернела и не обуглилась.
Затем из черного тела сами собой выросли острые шипы, и оно приняло звериные очертания, сохранив отчасти человеческий облик.
На пальцах выросли острые когти, способные рвать плоть и сталь. Перчатка причиняла боль, но Бэйн понимал, что у него нет выбора: он должен произвести требуемое впечатление на служителей. Уже послышались торопливые шаги жрецов, солдат и магов, пробиравшихся сквозь руины в направлении разрушенного тронного зала.
Бэйн видел, что заклинание действует как-то не так, хотя был уверен, что выполнил все правильно. Сила, бушевавшая в нем, уже осуществила все его желания, но продолжала действовать вопреки мысленным приказам остановиться. Воздух вокруг затвердел, словно пытаясь выдавить жизнь из тела. Охваченный паникой, Бэйн попытался прекратить действие заклинания. Но вместо этого его тело приобрело новую форму – кожа полностью почернела, и на ней проступили пятна мерзкой крови.
Все еще надеясь остановить колдовство, Черный Властелин разбил браслет, но человеческое обличье не вернулось к нему.
Раздумывать о случившемся было некогда. Появился первый служитель, вооруженный, готовый предать страшной смерти осквернителя Черного Храма. Однако, прежде чем жрец успел что-то предпринять, Бэйн встал с трона и заговорил.