– Ваша болезнь не заразна?
– Это рубленая рана, – сказал тот. – Приютишь? Заплатим.
Девчоночка проскользнула на двор следом, а служанка заводила коней. Фефа, выйдя из дому, помогла ей их привязать под навесом, и та подошла к говорившим. Взгляд ее скользнул по неопрятной дощатой надстройке, которую Биддл недавно соорудил над бревенчатой глыбой основного строения. Приметлива. Стерва.
– Нужно две комнаты, вымолвила она.
– Для моей сестры, – добавил мужчина, с видимым облегчением опираясь на подставленное ею плечо. – И для нас с женой.
Убийственный взгляд, брошенный девушкой на них обоих, отметили и Биддл, и его Фефа. Ясное дело, чернавочка‑то поймала судьбу за хвост. Понятно, что девочка не одобряет братниной связи: грех и для чистой семьи позор.
– Доктор нужен, – неуверенно сообщил им Биддл. – Я, может, сбегаю, пока жена вас тут устроит? Офицер и женщина в платке переглянулись.
– Я справлюсь, – сказала она. Молодой человек кивнул.
– Дело ваше, – пожал плечами Биддл. – Идите посидите у огня, пока Фефа вам постелит наверху. Эля выпьете?
Топая и отряхивая с одежды дождевые капли, гости ввалились в дом, в большую, приспособленную под зал комнату под низко нависшими балками. Девушка, закутавшись с плечами, руками, чуть ли не с носом в бесформенную дерюжку, сразу забилась в угол подальше от входа. Выражение ее личика сменилось с измученного на недовольное. Светловолосый парень, оглядевшись, снял свою руку с шеи поддерживающей его подруги. То, что он стоит, держась зубами за воздух, было видно за версту. Однако видно было и то, что он приказывает своему телу, а не наоборот.
– Это военный шрам? – сказал гость, в свою очередь оглядев могучие волосатые руки Биддла в закатанных к локтю рукавах. – Где глаз потерял, кабатчик?
– Военный, – сознался он. – Биддл меня зовут. Вольная йоменская дружина. Лучник.
– А‑а. Брат. Камбрийская конная дивизия.
И только тут Биддл разглядел, что второй руки под темным плащом у офицера нет.
Расторопная Фефа сбежала с лестницы из горбыля, которую Биддл соорудил, пока не дойдут руки смастерить что‑нибудь поровнее, и сообщила, что комната для господина готова, и ежели что надо… Чернявая служанка вновь оказалась рядом, подставляя себя господину вместо опоры. Биддл, размышляя, задумчиво проводил ее взглядом, на время превратившись не более чем в канделябр. Он бы за такой ухаживать не стал: было в ней что‑то отстраняющее, как… в знатной. Холодность, хотя и без надменности. Поведение, которое поставит на место само, не требуя слов. Вроде того, что она не для всех, и сама это знает. Ну что ж, повезло ей.
– Впрямь, что ли, жена? – спросил он почти про себя.
И даже вздрогнул, когда услышал:
– Вот еще! В грехе живут. Неужто, думаете, он лучшего не достоин? Околдовала она его, но жениться… Она – никто! Только через мой труп.
– Думаешь, мужчина спрашивается в таких делах?
Пигалица поджала губы и посмотрела на него сверху вниз. Стриженая, отметил Биддл. Модница, стало быть. Он слыхал, как вычистили в столице гнездо ведьм, и знал, что для таких девчоночек настали тяжелые времена. Понятно, что брат ее защищал и пострадал на этом. Виновата, дуреха. Эвон как… рубленая рана! Но, в общем, его это никак не затрагивало.
– Это ничего, – сказал он примирительно. – Вон она как о нем печется. Другая бы, может, не стала. Другая, может, об себе бы больше думала.
Он осекся, потому что «служанка» в этот момент спустилась с лестницы. Одна. Видимо, устроила.
– Поесть нам соберете? – спросила она.