Подумано — исполнено.
— Подожди… — я, пошатываясь, отлепился от стены и взялся за пряжку ремня.
Та не поддавалась, то ли заела, то ли я, трезвенник, ее дергал не туда. Опустившийся на колени Глеб оттолкнул мои руки прочь, попытался помочь — безуспешно, чертова пряжка сопротивлялась усилиям альфы столь же упорно, как и моим.
— Может, ножницами ремень разрежем? — предложил парень, туманно глядя на меня снизу.
Ничего похожего на ножницы ни под вешалкой, ни на полу вокруг нас не наблюдалось, и я пожал обнаженными плечами, признавая теоретическую возможность применения ножниц с целью освобождения меня из плена джинсов. А то как трахаться-то, в джинсах? Разве что дырки проделать в ткани сзади и спереди теми же ножницами.
Не-е-е. Ремень разрезать легче и быстрее. Но ножниц нет. И ножа нет.
— Глеб, у тебя кухня где-нибудь есть? Там нож, — сдавленно мяукнул я и накренился вбок. — У меня почему-то ноги меня упасть норовят, — сообщил, адресуясь в пространство.
Глеб, выпивший всего полстакана вискаря, понял меня верно и, хихикнув, шустро вскочил. Я сразу же вновь обнял парня за шею, потому что превратившиеся в кисель ноги реально норовили меня упасть. Или уронить?
Запутка…
— Куда ты меня тащишь? — возмутился громко, чувствуя — ступни оторвались от пола и стены прихожей поплыли влево. — Верни взад!
Смеющийся Глеб не слушал, пер мое протестующе затрепыхавшееся тело в неизвестном направлении.
Оказалось — в спальню на кровать. Усадив меня поверх покрывала, альфа опять принялся за пряжку, и на этот раз победил.
— Ура! — он вжикнул чьей-то молнией, вроде моей, и я, опрокинувшись на спину, поспешно приподнял таз.
М-м-м, кажется, меня раздевают. Прикольно, джинсы вместе с трусами ползут по бедрам вниз-вниз, пах и ягодицы обдало прохладой. Вот они уползли совсем, теперь свежо и коленям, и икрам. Гум-м, и носки с натершими мизинцы ботинками уползли, можно вдоволь шевелить пальцами ног! Кайф…
— Ахха! — я попытался сесть, но тут Глеб лег со мной рядом, жарко задышал в ухо.
Верно, садиться незачем. Лежать удобнее.
— Как я тебя трахну, если мне лежится? — я перекатил голову набок. — Не знаешь?
Глеб не ответил ни словечка, зато засосал мои губы и язык так, что в глазах потемнело и замелькали огонечки. Горячо, страстно. Шикарно.
Да-а-а…
Кто стонет, я, что ли? Чья тяжесть придавливает меня к кровати? Чей торс я обхватил ногами, сцепив щиколотки в замок и чья плоть неспешными толчками глубже и глубже проникает в мой хлюпающий смазкой анус?
Глеб ничего не перепутал? Это я должен его трахать, не он меня!
Впрочем, альфа отлично справляется с ролью верха, вошел сразу под правильным углом, задел головкой то, что нужно. Изнутри бьет яркой вспышкой удовольствия.
Умхм… Амхм… Не останавливайся, ты замечательный, и член у тебя… а-а-х… замечательный, длинная, толстая дубина… Толчок, толчок, толчок, толчок… Господи, сладко, еще-е-е…
Глеб вдруг больно кусает меня за нижнюю губу, заставляя очнуться, продолжая постепенно ускоряющиеся возвратно-поступательные движения тазом, пристально смотрит в лицо. Глаза у него подернуты поволокой, взгляд расфокусирован.
— Нравится, северная шлюха?
Это он мне?
Кто шлюха?! Я?!
Ну блядь. Я так не играю. Только расслабился до бескостности, только в рай собрался!
— Сам шлюха!!! — ежики — птицы гордые, но обзывать шлюхами безопаснее мелких городских омег, а я — лесоруб и бешеный кот! Тяжеленные бревна в лесу ворочал и таскал с четырнадцати лет, топором махал часами, не вспотев.
Уже когда Глеб улетел и с меня, и с кровати, я сообразил, что оттолкнул его слишком сильно, и относительно протрезвел, испугавшись последствий.
Шутка ли, хозяина квартиры нечаянно покалечить!
— Глеб! — позвал, садясь рывком. — Ты цел?
На полу витиевато выругались в полголоса, и над краем кровати приподнялась альфячья голова — каштановые вихры вороньим гнездом.
— Цел, — вздохнула, хмуря брови. — Инге, прости, я не то хотел сказать…
Елки-палки, зеленые моталки. Я чувака чуть не убил, а он еще и извиняется. Нет, положительно, вискарь стаканами — не для меня. Становлюсь опасен для окружающих и себя не контролирую.
Наклонившись вперед, я, фактически сложившись пополам, лег грудью на постель и примирительно погладил Глеба по напряженной желваком скуле.
— Ух ты! — парень выпялился на мою позу, колени в стороны и вверх. — Ты такой гибкий! Круть! Это срочно нужно использовать!
Глаза у него хищно вспыхнули, на пунцовые, зацелованные губы выползла кривая предвкушающая ухмылочка. И я понял — сегодня мне сверху не быть ни чучелком, ни тушкой. Сейчас Глеб ка-а-к встанет, ка-а-к заберется обратно на трахо-ложе и, пока не испробует меня на гибкость во всех направлениях, не угомонится.
Блядь. Бедные мои связки и бедный позвоночник. Срочно выпить, я слишком трезвый… Плакал завтрашний подиум — утром банально не встану, ноги вместе свести не сумею…
Папочка, спасите! Едва наметившаяся денежная карьера манекенщика, подожди!
— Стой! — я уперся восставшему из прибитых альфе в грудь обеими ладонями, отрицая будущее на стипендию. — Моя очередь вести! Если откажешь — одеваюсь и ухожу!
Нихуясе. Никогда раньше не видел, чтобы кто-либо принимал коленно-локтевую с подобной скоростью. Похоже, меня развели, как котенка и именно этого парень и добивался?
Идиот я. Ладно, загоню ему, не проблема, тем более пребываю в бешенстве. А потом додрочу в кулак и завалюсь спать — хватит, нарезвились. Мне новый ноут нужен позарез, старый еле пашет.
Держись, Глеб, хочешь — скули, хочешь — кричи, хочешь — вой, хочешь — поддавай. Все ради тебя, сам напросился, мало не покажется. В северных лесах омеги особо злоебучи и мощны как альфы, хоть и без узлов. Разбудил лихо — не жалуйся завтра, что, мол, ай-ой, жопа болит. Не омега ты — жаловаться, перетерпишь.
====== Часть 6 ======
Ох. Ох. Ох. Мои полушария, которые под черепом — они болели. Такое ощущение, что там, под черепом, теперь не полушария, а камни перекатывались. Перекатываясь, эти камни, очевидно, давили изнутри головы на глазные яблоки, иначе как еще объяснить мое расстройство зрения? Стены и потолок незнакомой комнаты плавали, землисто-серое, опухшее лицо Глеба плавало и было почему-то перекошено…
Я со стоном сел, цепляясь за протянутую Глебом руку, и опять застонал, куда жалобнее — потому что болела у меня, оказывается, не только голова — от копчика прострелило по позвоночнику вверх до лопаток молнией. Бля-а-адь…
Я упал обратно на спину и замер, боясь пошевелиться.
Глеб навис сверху, смотрел с сочувствием.
— Ты зачем меня с узлом повязал? — я моргал. — Не в течку! У меня вечером премьера!
Альфа поразмышлял пару мгновений и скривил рот.
— Я бы тебя не вязал, котя, — ответил он сипло, — но ты не дал мне вовремя выйти. Вот узел и вздулся. Прости.
Этот… изверг еще и обзывался!
Хотя котей при моих габаритах быть приятно, конечно. Последний любовник викингом звал. Ладно, наверно, прощу его. Но как дальше, с подиумом-то? Неужто останусь без нового ноутбука?
Я усилием воли взял свои затуманенные похмельем извилины под контроль и похлопал альфу по колену:
— У тебя дома какие-нибудь обезболивающие есть? Ректальные свечки, таблетки? Срочно нужно, и побольше! Если нет — одевайся и бегом в аптеку, к вечеру я обязан быть на ногах!
Глеб вяло покивал, помаргивая, и бочком пополз с кровати. Мдя, похоже, с бегом кто-то погорячился… Бедный альфа, нарвался на злоебучего северного омегу. Я его и без узла уделал — неделю не сядет. Квиты?
Наблюдать, как альфа, враскоряку и держась за поясницу, покидает спальню, было забавно. Он вернулся минут через десять, принес початую литровую бутылку минералки и оранжевую коробочку-аптечку, и, страдальчески морщась, улегся рядом со мной на живот.
— На, — парень сунул мне воду. — Сушняк полечи.
Я, встрепенувшись, приподнялся на локте, скрутил бутылке пробку и с жадностью припал к минералке губами, заглотал. Вот оно, счастье. Не полное, конечно, но здорово.