Тот вместо ответа попытался освободиться, ну, я и отпустил. Зачем принуждать человека?
— Пахнешь как омега, а ведешь себя как альфа! — брюнет обвиняюще наставил на меня палец. — Может, ты вовсе никакой не омега, а отдушкой специальной набрызгался?
Блядь. Но привычное уже блядь, с грустной горчинкой. Омега я, омега, скоро потеку, между ягодиц у меня уже мокро, низ живота тянет сладкими спазмами. Член, который без узла, налился кровью, оттопырив ширинку, пульсирует и ноет, просит продолжения банкета. Приласкал бы кто-нибудь, в рот взял…
Наверно сегодня не дождусь, зря надеюсь. Ну, шарахаются от меня городские альфы!
Ой! Глеб без предупреждения шмякнул спиной о колонну и тяпнул больно за нижнюю губу зубами, зарычал в лицо. Здорово, еще!
— Повтори! — взмолился я и поплыл, наконец-то ощутив долгожданную альфячью власть, готовый прогнуться и отдаться сильнейшему.
Омега есть омега. Ничего странного.
Глеб кончиком языка нежно очертил мой приоткрывшийся в довольном стоне рот по контуру и снова зарычал, на этот раз чуть громче.
— Обожаю таких рослых омег, как ты, — шепнул он мне в ухо, обжигая дыханием. — Везде ищу и иногда нахожу. Инге, ты сверху бывать любишь? Трахнешь меня? Презики и смазка в заднем кармане…
Тьфу. А я-то расслабился, а я-то понадеялся, кусок идиота… Достойный альфа, улыбка располагающая…
Прокушенную Глебом губу неприятно саднило. Я лизнул свежую ранку, — солено, — и разочарованно оттолкнул парня.
— Я слишком трезвый для подобного номера, прости, — вздохнул. — Пойдем еще по стаканчику купим, только не вина, чего-нибудь нормального? Чур, платишь ты.
Глеб покивал, соглашаясь. Я уныло тащился за ним к бару и размышлял, получится ли у нас смена ролей. Ну, трахну я этого симпатягу, а дальше? Он меня в благодарность за доставленное удовольствие потом трахнет тоже? Или нет? И вообще, предпочтительней в обратном порядке, омега все же я.
Выскочивший откуда-то из толпы танцующих худенький белокурый омежка оттоптал мне, — талантище, еб, — сразу обе ноги и едва не упал, и я подхватил блондинчика под мышку.
— Привет! — бля, малыш-то знакомый, тот самый, которого Захарка поил, а я отнес в туалет и бросил. — Тебя друг обыскался!
И я вдруг резко, толчком, понял, что абсолютно не хочу трахать Глеба. До тошноты не хочу, или в моем внезапном рвотном позыве виновато смешавшееся в желудке с Егерем вино?
Белокурое чудо смотрело, не моргая, доверчиво протягивало тонкую, украшенную витым золотым браслетиком, обнаженную по локоть руку.
— Идем! — звало. — Захар беспокоится!
Я принял тонкие прохладные пальцы омежки в ковшик ладони и трусливо позволил малышу увести себя от Глеба в противоположную от бара сторону. Допьюсь до нужной кондиции и отыщу попозже. Ну не озверел я пока от спермотоксикоза настолько, чтобы альфам засаживать! Дозреть должен!
Блондинчик подпрыгивал на каблучках невесомым зайкой, тянул куда-то.
— Быстрее! — торопил он, постреливая по сторонам глазками. — Быстрее! Ты же не отдашь своего друга какой-то наркоманской модельке?
Шустренький малыш, заводной, похоже. Был бы я альфой, непременно бы с ним замутил.
— Что за моделька? — я постарался ускориться, уж больно стало любопытно, кого Захарка нашел.
Модельки — высокие и выносливые создания, привычные к большим нагрузкам. Подобный омега, по идее, может выдержать Захарку, но наркотиков не приемлю ни я, ни мой друг. Наркомана пинком под зад!
Повисший на Захарке омега и правда оказался весьма высоким, нo тощим — просто жертва концлагеря! Его спина в глубоком вырезе полыхающей пламенем блузки пугала выпирающими позвонками и торчащими лопатками. Точно торчок, или анорексик, одно из двух. Мордочка у модельки была точеная и смазливая, густые черные волосы омега заплел в длинную, мудреную, достигающую поясницы косу, курил, выдыхая в потолок дым, тонкую коричневую сигаретку.
«Эффектный товарищ получится, если подкормить его с полгодика и погонять в спортзале, мышцу подкачать, — решил я, — и очевидный поблядошка. Наверняка растянут множеством альфячьих хуев так, что ведро со свистом пролетает. Захарке на потрахаться одну ночь сойдет».
Не подозревающий о моих мыслях брюнет смолил сигаретку с видом звезды. Пожалуй, он меня бесил, выпендрежник. Не тело — кожа и кости. Фи, помять нечего. И жопка плоская.
— Его Артем зовут, — позабытый мной блондинчик затеребил меня за рукав. — Артем Лисецкий. Знаменитый манекенщик, на обложки журналов снимают. Великолепен…
В голоске чуда явственно прозвучала сдерживаяемая из гордости зависть.
Я уставился на дурачка как на… дурачка. Лично на мой северный вкус Артем был никакушкой.
— Кто, по-твоему, красивей, я или он? — я равнодушно отвернулся от модельки и покровительственно обнял парнишку за поникшие плечики.
Омежка застенчиво улыбнулся.
— Он! — ответил убежденно. — Ты мускулистый и грубый, что ли.
Расстроиться и закомплексовать я не успел — Захарка вдруг вскинул голову и соизволил заметить меня.
— Инге! — радостно завопил альфа. — Ты нашелся! Скорее двигай сюда, я тебя кое с кем познакомлю! Это Артем! Скажи, он обалденный?
Я вяло подтвердил «да, обалденный» и ужасно пожалел, что отверг ухаживания Глеба. Теперь любоваться, как мой друг тискает модельку, без пары? Тоска. И блондинчик исчез, вот только вроде здесь стоял. Никому-то я не нужен с моими широкими не омежьими плечами и альфячьим ростом. Плак.
Хуй, а не плак. Рано слезы лить. Палка от швабры Артем нужен, ему пара отыскалась перепихнуться, отыщется и мне. Где этот Глеб?!
— Ты зачем убежал? — бля, Глеб.
Обнял сзади, щекочет дыханием шею. И блондинчик рядом с ним, протягивает пластиковый стакан с чем-то темным. В жидкости — кубики льда.
— Мы принесли Егерь! — он счастливо сиял, солнышко и солнышко. — Специально для тебя! Давай набухаемся, будем танцевать и творить разные глупости?
Милый, славный малыш, добрая душа. Позаботился обо мне. Не Захарка. Не Глеб. Зеленый пацан. Чуткое к чужой боли сердечко…
— Огромное спасибо! — я выдохнул, чувствуя — отпускает под ребрами, и разулыбался, свободный.
Друзья есть. Симпатичный альфа для секса есть, пусть и с прибабахом. Выпивка есть. Танцпол есть. Музыка неплохая и вся ночь впереди. Живу!
Увы, ни набухаться, ни потанцевать не получилось — едва мы, компанией, двинулась к танцполу, нас окружил с десяток внушительного вида альф.
— Омег наших клеим! — крикнул кто-то из них злобно, замахиваясь на меня бутылкой из-под пива. — Сейчас огребете, уроды!
Удар я, разумеется, отразил, потом второй, третий, увернулся от четвертого, и началась свалка, когда уже и не поймешь, кто кого и чем конкретно лупит. Визжали перепуганные омеги, орали альфы и беты, мои кулаки беспощадно сминали чью-то плоть, кто-то точно так же вколачивался в мою… Ад и боль. Крошево зубов, по счастью, чужих.
Удары, удары, удары. Вспышка, тьма.
Очнулся я на улице, под моросящим дождем, сидящим на ступеньках крыльца. Мрачно молчащий, хмурящийся Глеб с окровавленным лицом поддерживал меня, кренящегося вбок, одновременно подмышку и под подбородок. По-омежьи навзрыд причитающий «убили, убили!!!» Артем в блузке без правого рукава прикладывал мне к заплывающему фингалом левому глазу завернутый в кусок алой ткани лед. У моих широко расставленных ног, в самом низу лестницы, Захар хлопотал над рыдающим блондинчиком.
Обалденно вышли выпить в бар. Еще и незнакомого омежку юного втянули, почти ребенка. Умницы.
Я с трудом поднял руку и накрыл дрожащие пальцы Артема испачканной красным ладонью. Разбитые костяшки немилосердно жгло, в мозгах творилась кружащаяся каша, тошнило.
— Куда теперь? — спросил, запинаясь. — В гостиницу?
Плачущий Артем дернул голым костлявым плечом, жалко искривил рот с размазавшейся помадой.
— Ко мне, — ответил, давясь всхлипами. — Отмоетесь и переночуете.
Обзывать этого скелетину презрительным словом «моделька» мне больше не хотелось. Я слишком хорошо помнил, как отчаянно он дрался с напавшими альфами, словно дикий кот, практически наравне со мной. Вот вам и торчок с журнальной обложки. Заработал на скуле не фотогеничный здоровенный фингал, щека расцарапана.