— Смотри, Егор, Макся! — я обрадовался, узрев на одном из снимков знакомца. — Бля-а-а, что это на нем надето? Кактус с шипами, охуеть!
Действительно кактус, болотно-зелененький, шипы из пластика во все стороны торчат, острые, длинные. Во умора-то, Господи! И под кактусом две тонкие, заплетающиеся, обтянутые зелеными лосинами ножечки в тупоносых коричневых туфлях, стопы носками внутрь. Коричневый цвет, очевидно, символизирует почву, в которой кактус произрастает. Оргазм.
— Понравилось? — фотограф неслышно подошел сзади и обнял со спины. — Я лично от этого кактуса тащусь. Жаль, он не цветущий нигде.
Мыр-р-р… Альфа сто пудово прикалывается. На мой дикий лесной взгляд, перевоплощение Макси в кактус получилось весьма убогим.
Егор круговыми движениями загладил меня по затылку, растрепывая волосы.
— Тебе стоит поменять отношение к модельному бизнесу, — мурлыкнул он нежно, с лукавым смешком. — Иначе или ебнешься, или на каждой примерке будешь корчиться от хохота. То, что создает Иван Павлович — не одежда. Это… — я, балдеющий от прикосновений фотографа, тихонько застонал, — это модная развлекаловка, приносящая отличный доход. Яркое, красочное шоу для выпендрючих типа эстетов, не больше. Поверь, у нашего модельера на самом деле отличный вкус.
Мдя? На кактусы, какашки и худосочных, анорексичных парнишек, напоминающих палки от швабр? Ну-ну… Хотя… Красный кардиган у него красивый. Мне, блондину, был бы к лицу.
Я мысленно примерил кардиган Ивана Павловича и удовлетворенно кивнул. Хочу, очень хочу. Когда я последний раз покупал обновки в гардероб, вообще? Месяца с три назад разорился на пяток футболок и джинсы, плюс Захарка на днюху свитер подарил. Ношу растянутые застиранные обноски, девятнадцатилетний шикарный омега. Мои викинговые предки бы не одобрили, как я бедно одеваюсь, особенно альфы.
Егор тепло подул мне в макушку и отстранился.
— Ты сейчас так горестно вздохнул, котенок, аж сердце екнуло, — фотограф повернул меня лицом к себе. — Рука болит, да?
Япона папа, нет, не рука — душа. Омежья, охочая до нормальных омежьих шмоток, мяконькая. На тебе, Егор, брендовая рубашка и брендовый приталенный серый пиджачок, а я — пугало пугалом. Викингу стыдно рядом с тобой присутствовать в линялом свитерке «в косичку» домашней вязки и истертых до дыр джинсах. Не соответствую истинной паре.
И? Заработаю на фотосессиях и показах и приоденусь. Ноут-ноут, мне нужнее ты или тряпки? Брядь, головоломка. Проект без ноута не напишешь.
Егор встревоженно нахмурился.
— Не печалься, котенок, — он чмокнул меня в нос. — Давай смотреть фотки моделей и ржать. Садись сюда, в кресло, — альфа потянул меня к столу с компом. — Верну тебе хорошее настроение.
Я послушно упал в предложенное кресло, удобное, глубокое, кожаное, и приготовился к развлечению. Наклонившийся Егор быстро вбил на клаве пароль и щелкнул мышкой, открывая какую-то папочку.
Фотографии. Ага.
— Кактус здесь, — фотограф ухмылялся обожравшимся сметаны кошаком. — На, полюбуйся повторно, и листаем дальше.
Я мигнул на выпрыгнувший на экран снимок. Хто этот монстр?
Выкрашенное черной блестящей краской, потрясающе складное альфячье босое тело в черных трикотажных мини-трусиках, хозяйство в них спереди, соответственно… м-м-м… не мини, выпирает бугром охо-хо, выше гибкой талии до макушки накручена конструкция из перепутанных, светящихся фиолетовым и розовым трубок толщиной с мой большой палец. Ноги у альфы — зашибись, стройные, с крепкими бедрами и икрами, сильные щиколотки…
— Ебаться раком… — охнул я, залипая на ногах модели. У Егора такие же, определенно. Мыр-р-р…
— Нравятся ходули?
Блядь, ага. Чуть не чпокнул жопкой и вспотел.
Фотограф хмыкнул, — не ревнует, странно, — и сменил фотографию:
— Вижу — узнал. Это мои. Снимал другой чел.
Я, в шоке, облизнул пересохшие губы. Оп-ля, свое родное определил, не обнюхивая, даже кошмарная маскировка не помешала. Впору возгордиться.
— Как ты угодил на подиум? — я прищурился на экран, не соображая, ржать или ужасаться.
Моделечка. Вроде, альфа, тощенькое существо с оттопыренными, лопоухими ушами, уныло скрестило ножечки-спичечки с острыми коленочками… Смотрело в камеру… И оно было одето… Ик. Ик-ик-ик. В прозрачную бежевую, едва прикрывающую пах коротенькую комбинацию на тоненьких лямочках, расшитую мелкими цветочками. Бежевый же кружевной пояс, белые, спущенные на выпирающие тазовые косточки трусы-боксеры, и трогательные омежьи гольфики. Белые гипюровые гольфики, с рядом бежевых бантиков по наружной стороне икры на каждом!
Япона. Воблядская. Папа. А-а-а!!!
Чучелка — опухнуть…
Мой гомерический, неудержимый викинговый хохот сотряс дом мод от крыши до фундамента. Й-а-а! Очешуенно! Иван Павлович — юморной чувак! Еще ржача, пожалуйста! Да!!!
Щелчок мышкой, и новое фото.
Убдыть мою налево…
Я прижал к животу обе ладони и истерически завыл. Где Иван Павлович этих моделек собирает? Судя по богатому содержанию трусов, альфочка. Брюнетик, жертва концлагеря. Видон и выражение скуластой мордашки — как будто его полк солдат отымел под цистерну Егеря. Ору и дрыгаю ногами, сползая с кресла под стол.
Звездец тебе, викинг. Натуральный жопный звездец. Надорвешь пупок и попадешь к хирургам, на операционный стол, с грыжей мозга. Развидьте, о мои глаза!
Щелчок мышкой. Ы-ы-ы, гы-ы-ы, розовый безразмерный корсетик, в круг темной, гордо вскинутой головы — веночек василечков. В корсетике, под нимбом веночка — Артем. На ногах у Артема армейские шнурованные говнодавы.
Фото. Фото. Фото. Корсетики, чулочки, широкополые коричневые шляпы-какашки, разукрашенные искусственными листиками, клоун в клетчатом пестром трико и пышном рыжем парике, ходячая лампа, ходячая еще лампа, ходячая хуй-разбери-кто, зеленая ажурная башенка с ногами, ядовито-голубой, кислотный гриб-террорист, скачущий по подиуму…
Хватит. Я, клумба, потенциальная клумба, йа-тя-тя, боюсь за мою психику. Пощадите и налейте срочно стаканчик валерьянки.
Впечатлен, вывернут на изнанку, проникся, зауважал неиссякаемую наркоманскую фантазию Ивана Павловича и терпеливость его моделек, намочил джинсы, пульс триста, по пунцовым от смеха щекам — ручейками слезы.
Мы с модельером сработаемся, факт. Он — мощнейший антидепрессант, респект.
Хихикающий Егор выудил меня, икающего в корчах, из-под стола, затянул обратно в кресло и выключил комп.
— Что-то Костя задерживается, — фотограф довольно сверкал белыми зубами. — Ты живой, котенок, нет?
Я на автомате ответил на поцелуй альфы, содрогаясь в икоте, обвил его шею руками и пробормотал, счастливо задохнувшийся благоуханием хвойного борщевика:
— Спасибо, любимый, за цирк. Ты — лучший.
Признался истинной паре в любви, ага. Спонтанно и без липкого омежьего страха — вдруг отвергнет. Ну какое, блядь, отвергнет, я ношу его метку, он — мою.
Господи, Егор, Егорка, Егорушка, мой единственный, мыр-р-р, вкусный, целуй меня, целуй, обнимай и не останавливайся, умоляю, заклинаю — я в тебе растворяюсь…
— Кхм. — Появление Кости мы с Егором, естественно, пропустили.
Эй, а я знаю тебя, Костя! По ушкам-лопоушкам вычислил. Ты — моделька в чулочках! Приятно познакомиться, Костя. Но ты не вовремя. Испарись?
====== Часть 21 ======
Положа руку на сердце, я не понял, зачем Иван Павлович прислал нам с Егором Костю. Использовать паренька вместо манекена и напяливать на него дичь из костюмерной мы не собирались.
Я точно не собирался, вдосталь наелся фотографиями. Зачем мучить напрасно и без того настрадавшуюся на показах модельку? Лучше позову его пообедать куда-нибудь, что-то я проголодался. Или моделька на строгой, голодной диете и питается воздухом, солнечным светом, ночной темнотой и аплодисментами зрителей?
Оказалось — Костя предпочитает человеческую пищу, просто употребляет ее очень маленькими порциями, зато шесть-восемь раз в день, и запивает литрами несладкого черного кофе.