— Папа, — зрачки Билла расширились. Он спрятался за несущую колонну, около которой они с Томом стояли, словно кусок дерева мог заслонить его от гнева отца.
Мистер Мёрфи спустился со ступенек и в два шага дошел до своего младшего сына, по щеке которого сбежала обреченная прозрачная слеза. Том шагнул вперед, чтобы инстинктивно его заслонить, он хотел сказать, что Билл тут ни при чём — это была целиком его идея. В глазах Гордона сверкнуло неприкрытое, животное бешенство.
А затем наступила темнота.
Том проморгался. Он обнаружил себя, стоящим на подъездной дорожке к своему дому. Яркое солнце слепило глаза, а голова болела просто нещадно — будто по ней двинули кувалдой.
На заборе около дома сидела маленькая птичка-малиновка, которая глядела на мальчика внимательным, черным, как бусинка глазом. Больше вокруг не обнаружилось никого. Только пальцы сжимали что-то твердое и, посмотрев вниз, Том понял, что это была обложка его дневника — плотная, похожая на мрамор. Он не смог смотреть на нее долго — узор мутился перед его глазами.
И, что самое страшное — никаких мыслей. Особенно никаких мыслей о том, как он тут оказался, и где был минуту назад — абсолютный вакуум изнутри и снаружи. Воздух обступал душным кольцом и тесно сдавливал горло.
Это снова произошло. Том просто не мог поверить, еще минуту назад Билл лежал рядом, они валяясь на залитой солнцем травке на заднем газоне его дома. А теперь…
Том нетвердым шагом прошел немного вперед. Колени подводили, ни одна конечность сейчас не слушалась команд, как будто все суставы превратились в желе. В воспалённом сознании пульсировала только одна мысль: нужно дойти до двери.
Тому стало страшно, так страшно, что он хотел бежать, сломя голову, куда-нибудь за объяснениями. Но вокруг, к сожалению, не было никого. Даже птичка, увидев панический взгляд мальчика, снялась с места, взмахнув крылышками и улетела прочь.
Том схватился ледяными пальцами за ручку двери. В доме царил полумрак. Мальчик немедленно прошествовал на кухню, махом осушив там сразу весь литровый чайник с кипячёной водой.
— Нет, не может быть… Не может быть второй раз… Этого просто не может быть … — Том вцепился пальцами в тумбочку и приложился лбом к кафельной стенке. Этого не могло происходить на самом деле.
Когда через пару часов пришла Симона, картина ее не порадовала. Она обнаружила своего сына одного, сидящего во мраке прихожей, в обнимку с диванной подушкой и глотающего слезы, текущие по бледным щекам. Сумка выпала из ее рук. Миссис МакГрат в мгновение ока оказалась около мальчика, прижимая его к своей груди.
— Малыш, что такое? Опять? — и так прекрасно зная ответ, спросила она.
Том кивнул, сгребая пальцами ткань её свитера на плече.
— Мам, мы ничего не делали, правда. Я был у Билла, мы играли… — Том вытирал слезы, которые безостановочно текли и текли по его щекам.
Симона заледенела от его цепкого прикосновения и этих слов. Врач говорил, что это бывает из-за стресса или из-за сильного испуга. Какой такой стресс мог поджидать ребенка в доме точно с такими же детьми, когда Гордон обещал присматривать за ними?
Симона упорно стучала в дверь дома Мёрфи через пятнадцать минут после того, как ей удалось немного успокоить Тома и убедить, что она сейчас вернётся. Гордон открыл ей дверь хмурый, как грозовое облако. Руки его были сложены на груди.
— Гордон… — устало поздоровалась с ним Симона. — Добрый вечер.
— Да уж куда добрее, — в тон ей отозвался отец семейства, посторонившись и давая женщине пройти.
— Я ненадолго, Том остался один дома. Пары слов связать не может… Ты мне расскажешь, что он натворил?
— Да как тут и начать, — пальцы мистера Мёрфи сжались на рукаве собственной рубашки. — Билл отбивается от рук. Мальчишке всего девять лет, а он за последнее время нарушил столько моих правил, что и сосчитать сложно. Полагаю, Том уже тебе рассказал, что они вытворили на этот раз?
Симона тяжко вздохнула.
— Нет. Он не может говорить, когда что-то пугает его. Может, ты меня просветишь? — Симона со вздохом присела на стул, стоящий неподалеку возле вешалки. — Что они натворили сегодня?
— Полезли в подвал. Билл разбил одну из моих коллекционных машинок, которая стоит пятнадцать тысяч долларов. Я сто раз говорил ему, не трогать без моего разрешения. Как об стенку горох.
Симона кивнула, опустив голову вниз.
— Я сожалею, ты мне говорил, что очень ценишь свою коллекцию.
— Да. Так и есть … — Гордон был все еще мрачен. — Тома пришлось попросить уйти, до твоего прихода оставалось не так уж долго. Я должен был разобраться со своим сыном.
Симона только сейчас поняла, что в доме стояла абсолютная тишина. Не было слышно ни звука телевизора, и смеха братьев. Дом как будто смолк, погрузившись в угрюмое молчание. Гордон стоял в дверях, как огромный и колючий терновый куст.
— Я поняла, — кивнула Симона и поднялась со своего стула. — Надеюсь, Биллу не сильно досталось.
Гордон пожал плечами.
— Я придерживаюсь сурового взгляда на воспитание своих сыновей. Он получил по заслугам.
— Я понимаю. Просто Йорг никогда не был суров с Томом, наверное, из-за этого он так напугался. Не понимаю, что творится с ним в последнее время!
Гордон пожал плечами и кивнул. Сказать по правде, Билл тоже удивлял его своими выходками последних дней.
— Ладно. Спасибо, Гордон, — с этими словами Симона вышла. — Я пойду, поговорю со своим сыном.
И она ушла.
========== 1996 год, 3 сентября, вторник ==========
Том лениво чертил каракули на чистом листе своей тетради по математике.
— Дети, а давайте вспомним, что же такое умножение? — донёсся до него голос новой школьной учительницы, миссис Кауфман. Его определили в группу с более сильными учениками, но он все равно помирал от скуки на последней парте третьего ряда у окна.
На его взгляд, умножением была вся его жизнь. Умножение проблем. Умножение ненужных мыслей в голове. И, наконец, умножение тайн вокруг того, что происходило.
Первая из них была: куда делся Билл? Он пропустил первый день в школе, не присутствовал ни на одном уроке, хотя точно собирался прийти. Из-за отсутствия друга Тому пришлось переживать первый день на новом месте одному, и этот день прошел мимо, а второй угрожал последовать за первым.
Мальчик отсел на последнюю парту и принялся грустно изучать пространство. Парта через проход пустовала, впрочем, как и задняя площадка дома Билла. И никто не собирался рассказывать причин — Симона вернулась от Гордона, зная, что произошло, это было ясно и младенцу, но лицо её при этом оставалось все так же мрачно. Рассказывать своему сыну она ничего не собиралась, зато от этого её вида подозрений стало только больше — Том сообразил, что они с Биллом опять что-то натворили. И последнему, наверняка, влетело по первое число. Это беспокоило.
— Прошу прощения, миссис Кауфман, — дверь в кабинет открылась, и учительнице пришлось прервать речь. В помещение зашла администратор и, к великому счастью Тома, всё-таки ввела последнего опоздавшего ученика.
Чёрный и встрепанный, младший Мёрфи образовался в дверях, низко опустив голову вниз.
— У нас есть опоздавший. Его привёл отец, очень попросил допустить на урок.
Миссис Кауфман скользнула по Биллу взглядом и кивнула, разрешая ему присутствовать на уроке. Она указала глазами на единственную свободную парту. Том напрягся как гончая. Уныние схлынуло, едва Билл приземлился рядом и опустил стопку книжек на свой стол.
Все одноклассники как по команде повернулись к нему, но Билл старательно прикрылся рукой и съехал со своего стула, чтобы не привлекать внимание.
— Итак, класс! Продолжим наш урок, — призвала всех ко вниманию миссис Кауфман. — Сколько будет девятью восемь? Хэнниган?
— Где ты был все время? — Том убедился, что она отвернулась, и тут же перегнулся через проход. Терпеть до конца уроков не было сил.
В ответ получил только робкую улыбку от Билла. Том тоже улыбнулся другу. Впрочем, уголки его губ тут же загнулись вниз, когда он заметил, что вся правая сторона лица черноволосого мальчишки заплыла новым синяком. Его губа была рассечена и на ней всё ещё виднелась запекшаяся кровь. Тёмная толстовка, как и всегда, скрывала все открытые участки его тела. Поймав на себе взгляд, Билл смутился и опустил ресницы.