– Где именно?
– В пятнадцатом веке, конечно! А при изобретении вилки ты не присутствовал?
– Нет. – Он вытер рот салфеткой. – В тот век меня призы вали четыре раза: дважды в Италию и по разу в Англию и Францию.
– Вот это да! – Грейс распирало любопытство. – За целый век ты, наверное, много всякого повидал?
– Да нет, не очень.
– Но уж за два-то тысячелетия…
– В основном я видел спальни, кровати и ванные.
Бесцветный голос Юлиана заставил Грейс замолчать на некоторое время, и он вернулся к еде.
– Значит, ты просто лежишь в книге, пока тебя кто-нибудь не призовет?
Он кивнул.
– А чем ты там – в книге, я имею в виду – занимаешься, чтобы скоротать время?
Юлиан пожал плечами, и она решила, что его мимический арсенал не слишком богат, равно как и словесный.
Подойдя ближе, Грейс села напротив него.
– Если верить твоим словам, то нам придется прожить вместе целый месяц. Может, ты облегчишь себе жизнь и поговоришь со мной?
Юлиан удивленно посмотрел та нее – он что-то не припоминал, чтобы кто-то разговаривал с ним, если не считать нескольких постельных реплик.
Грейс, бессознательно скрестив руки на груди, ждала.
– Знаешь, – Юлиан старался подражать ее манере изъясняться, – языком можно делать вещи гораздо интереснее болтовни. Например, ласкать твою грудь. – Его взгляд упал ниже. – Или что-то еще.
От его слов Грейс сначала пришла в замешательство, затем почувствовала возбуждение. Впрочем, как психотерапевт, она слышала и более странные вещи.
– Тут ты прав. Например, можно его отрезать, – сказала она, и удивление в его взгляде порадовало ее. – Но я из тех женщин, которые любят поговорить. Ты здесь для того, чтобы угождать мне, так ведь?
Юлиан кивнул:
– Так.
– Тогда рассказывай, чем ты занимался, пока был в книге?
Он посмотрел на нее взглядом, от которого ей стало не по себе.
– Это все равно что сидеть в саркофаге. Я слышу голоса, но ничего не вижу. Просто жду и слушаю.
Грейс поежилась, вспоминая, как однажды случайно заперлась в отцовском сарае для инструментов. Там было темно, и от ужаса она почувствовала, как воздух выходит из легких, а голова кружится от паники. Она кричала и колотила в дверь, пока не разбила руки в кровь. К счастью, в конце концов, мать ее услышала и выпустила на свободу. С тех пор Грейс иногда испытывала приступы клаустрофобии. Она даже подумать боялась о том, каково это – провести в таком месте несколько столетий.
– Как ужасно, – выдохнула она.
– Ко всему привыкаешь со временем.
– Неужели ты привык? – Почему-то Грейс не поверила ему. – И ты даже не пытался сбежать?
Юлиан бросил на нее красноречивый взгляд.
– Значит, пытался. И что произошло потом?
– Сама видишь. Ничего.
Ей невольно стало жалко этого несчастного гиганта. Провести две тысячи лет в темном склепе и не потерять разум – одно это было подвигом. Удивительно, что после всего он вообще в состоянии сидеть рядом с ней и разговаривать.
Внезапно Грейс почувствовала, что должна ему помочь. Она еще не знала как, но об этом точно стоит подумать. Должен же быть путь к спасению.
– А если мы сумеем освободить тебя?
– Это невозможно.
– Значит, ты фаталист?
Он бросил на нее презрительный взгляд:
– Такое случается с людьми, которые сидят взаперти по две тысячи лет.
Грейс пожала плечами; его холодность ничуть не смутила ее. Кто ищет – тот найдет, и не мытьем, так катаньем она его освободит!
А пока она решила сделать для своего нового знакомого то, что, видимо, не делал еще никто. Она сделает так, чтобы он остался доволен своим пребыванием в Новом Орлеане. Другие женщины держали узника книги на привязи рядом со своей кроватью, но она не станет заковывать его в цепи.
– Что ж, а теперь давай представим, что на этот раз ты пришел ради себя.