Когда он отпустил Джорджию, она едва удержалась на ногах, — о Боже, и так она реагирует всего лишь на прикосновение, на поцелуй…
— Идем к тебе? — Она услышала свои слова как бы со стороны, голова у нее кружилась.
Взглянув ей прямо в глаза, Джек погладил ее по подбородку.
— Ты уверена, Джо, что хочешь этого?
— Абсолютно уверена. — Она безуспешно пыталась унять охватившую ее дрожь.
Он молча взял ее под руку, и они пошли к лестнице.
Глава 8
Джек закрыл дверь своего номера: наконец-то, хоть на какое-то время они отгородились от всего остального мира. Сознание, что здесь им никто и ничто не помешает, придавало ему уверенности. Пока они с Джорджией здесь, никто не нарушит их уединения, все у них — в их вселенной — будет правильно и хорошо, и никому не удастся помешать этому.
Вот так, бывало, они встречались с Джорджией, когда были детьми, в их, только их, укромной бухточке. Удаленная от города, от всего, что делало их жизнь несчастливой, бухточка идеально подходила для встреч двух подростков — там они проводили дни, забывая о враждебном мире.
То же умиротворенное спокойствие наполнило душу Джека и в эти минуты.
Рядом с Джорджией ему ни о чем не надо тревожиться. Кроме нее, ему ничего не нужно — и как это он давным-давно не догадался? Вот она призналась ему, что больше двух десятилетий ждала того, ради чего пришла к нему, и в этот миг над ним словно разверзлись небеса, уронив ему в руки бесценный дар. А где-то в глубине подсознания зрела мысль: не ждал ли и он все эти годы того же?
Год, проведенный в Карлайле, оказался погребен под толщей воспоминаний, и Джек с трудом узнавал город. Разумеется, память сохранила Джорджию, их дружбу; жестокость его приемных родителей, ее отца. Все остальное — туманное, смутное, как картины из полузабытого фильма.
Мысли и воспоминания о Джорджии никогда не покидали его, и теперь она снова с ним — теплая, нежная и прекрасная. Она желает того же, что и он сам. Она стоит и смотрит на него, едва переступив порог. Бледно-голубые джинсы обтягивают ее стройные ноги и округлые бедра; свободный джемпер раскрашен всеми цветами осени; волосы горят золотом опавшей листвы, а глаза темнеют свинцом осеннего неба.
Осень всегда была его любимым временем года: чистый, прохладный воздух, пропитанный дымом костров, непредсказуемые перемены в природе… медленное умирание, которому суждено обернуться возрождением. И вдруг Джек понял: не нужен ему сейчас никакой обед — ему нужна только Джорджия…
Без единого слова он ласково провел ладонью по ее нежной открытой шее, нырнул под волосы, обхватил затылок, мягким движением привлек ее к себе и, закрыв глаза, обхватил ее губы своими.
Она мягко поддалась ему, без малейшей борьбы — словно вернулась домой после долгого, опасного путешествия, — вся расслабилась и прижала ладони к его груди. Губы ее скользнули по его губам, дыхание теплым, чарующим дуновением пощекотало ему рот. Она наклонила к себе его голову, увлекла его новыми поцелуями. Забытый дипломат выскользнул из разжавшихся пальцев Джека и с глухим стуком упал на пол. Ноги их переплелись, груди стали как одно целое, сердца забились в унисон…
Память о ней он хранил в самых сокровенных уголках души, никогда не знавшей истинной любви. Она наполнила его чем-то родным, славным, чего ему никак не удавалось найти, и сердце его откликалось на каждое ее прикосновение. Джо права: с первого дня их знакомства между ними возникло нечто неразрывное, но лишь теперь им дано дойти до развязки, до конца…
«Развязка», «конец»… эти слова тревогой отозвались в нем. Неужели их отношениям неизбежно придет конец? Но он не желает, он вовсе не готов принять эту мысль. Все происходящее так ново, не похоже ни на что прежнее и слишком хрупко. Он должен осознать все, осмыслить — лишь тогда можно думать о будущем, о их будущем.