– Дышите глубже, Мирелла, – приказал он.
Она послушалась и сразу почувствовала себя лучше. Однако ее весьма смущал тот факт, что она начинает терять самообладание. Его руки были такими сильными и чувственными, что ей хотелось, чтобы он постоянно прикасался к ней. Его пальцы скользнули ниже, туда, где в вырезе свитера обозначались полусферы ее груди. По телу ее поползли мурашки и, бросив на него потемневший взгляд, она произнесла дрожащим голосом:
– Я уже в порядке, Адам.
– Вы уверены? – с улыбкой спросил он.
– Да.
Без тени смущения или неловкости он убрал руку от ее груди, еще раз погладил по волосам и повернулся к поверенному:
– Знаешь, Бриндли, по-моему, тебе следует снова прибегнуть к английским экивокам.
– Согласен, – отозвался тот, бросив встревоженный взгляд на Миреллу.
Она тем временем окончательно пришла в себя и вмешалась в их разговор:
– Бриндли, мне начинает нравиться мое сказочное богатство и возможность иметь в своем распоряжении столько денег, чтобы вести экстравагантный образ жизни. Сейчас не время и не место говорить о наследстве. Через несколько дней мы встретимся и обсудим наши планы во всех подробностях. Я готова поехать в Лондон, если вы возьметесь вести мои дела, но на Турцию у меня нет времени. Это наследство станет добавлением к моей жизни, но не изменит ее. И еще. Я обещаю четко выполнять ваши инструкции. А теперь я, пожалуй, вернусь к документам. Мне не хотелось бы вас подвести.
Она поднялась, давая понять, что визит окончен. Адам не двинулся с места. Он был потрясен ее равнодушным отношением к наследству и к той стране, которую любил всем сердцем. Он сразу разочаровался в ней и, чтобы скрыть это, уставился на тлеющий кончик своей сигары.
– Мирелла, – проговорил он наконец с мягкой улыбкой, – я немного знаком с владениями вашей прабабушки. Я видел плантации мака, которые тянутся на много миль и прерываются лишь территорией какого-нибудь греческого храма, древними захоронениями или раскопками археологов. Я поднимался по склону горы Арарат и обнаружил там статуи древних божеств, проплыл вдоль средиземноморского побережья Турции и своими глазами видел останки мраморного амфитеатра на вашей земле, которую омывают морские волны. Я встречал множество подозрительных личностей, ведущих раскопки тоже на вашей земле, и сокрушался, видя, как погибает земля без зоркого хозяйского глаза, что грозит уничтожением бесценной части истории всемирной цивилизации. Все это – ваша собственность. Я проплыл на каноэ по всему Евфрату, существенная часть береговой линии которого принадлежит вам. Мне удалось спасти несколько караван-сараев, обладающих архитектурной и исторической ценностью, – некоторые из них принадлежат вам. Я провел множество ночей в конических храмах Каппадокии, часть которых – ваши. Я стоял на камнях, с которых проповедовал апостол Павел и по которым ступали ваши предки. Все это принадлежит вам – так неужели вы не можете найти время, чтобы съездить в Турцию? Неужели вам совсем неинтересно? Как вы можете отказываться от такого наследства?
Его слова стерли первое впечатление, которое он произвел на нее. Она решительно восстала против его вмешательства в свои дела:
– Адам, мое наследство – это частное дело и не имеет к вам никакого отношения. Я не намерена принимать в расчет несметное множество своих предков, о которых ни моя мать, ни бабушка ничего не знали. Мне это не по душе.
– Но почему, Мирелла? Неужели потому лишь, что это обостряет ваше ощущение собственной смертности и вы не в состоянии это признать?
Его слова привели ее в ярость, но она не позволила дать ей выйти из-под контроля.