В Париже видел всех ее друзей, а ведь она тоже могла бы быть там, если бы не была такой примадонной и подождала меня всего одну неделю… Я по горло сыт ее «примадонством». В Лондоне, когда я лежал с разбитой головой и страдал ужасными головными болями (25 мая 1944 г. в Лондоне Хемингуэй попал в автомобильную катастрофу. — В. П.), она не пожелала сделать для меня и того, что мы бы сделали даже для собаки. Я здорово ошибся в ней, или она очень изменилась — возможно и то и другое — но главным образом первое. Жалко терять друга, которого мы научили так хорошо стрелять и писать…
Мышонок, я очень соскучился по тебе, Старичку (Грегори, младший сын Хемингуэя. — В. П.) и Бамби и часто думаю о том времени, когда мы будем вместе… Вчера и сегодня шли тяжелые бои, …и сейчас пишу под грохот контратаки… Я сохраню все карты, и мы повесим их в комнате для трофеев. Думаю, я должен был написать тебе о Марти, чтобы ты знал что к чему. Ее отношение ко мне на Кубе и в Лондоне было отвратительным. После Лондона я получил от нее всего одно письмо с рассказом о прелестях сада Джока Уитни и о том, как приятно бродить по такому красивому, спокойному, не тронутому войной городу, как Рим…
В Париже у меня было всего два относительно свободных дня, но я все же навестил старых друзей Сильвию Бич [26] и Пикассо…
В Лондоне, пока я лежал в ужасном состоянии, — приходилось спать на спине с консервными банками по обе стороны подушки, потому что, стоило уронить голову на бок, как меня рвало … за мной ухаживала чудная девочка по имени Мэри Уэлш. Потом мы с ней встретились в Париже… Тебе она должна понравиться. Я прозвал ее «карманный Рубенс Папа». Если похудеет, произведу ее в «карманного Тинторетто» [27] . Чтобы понять, что это значит, тебе придется сходить в Метрополитен-музей.
Мышонок, мальчик мой, если в ближайшие недели с нами ничего не случится, то впереди нас ждет только хорошее…
С любовью Папа
15 октября 1944 года
Максуэллу Перкинсу
Париж
Дорогой Макс,
с тех пор как я писал тебе в последний раз, мы здесь жили дьявольски интересно. Я был с 4-й пехотной дивизией с момента ее прорыва чуть выше Сен-Ло и до 18 августа, пока ее временно не перевели в резерв, а я связался с отрядом маки. После нескольких очень интересных операций мы вошли в Париж вместе с передовыми частями армии. В первый же день освободили «Трэвеллез клаб» и отель «Ритц». Лучшее время в моей жизни…
Набрал материал на прекрасную книгу. Я приехал в дивизию как раз накануне прорыва, участвовал во всех операциях и, если мне еще немного повезет, хочу отдохнуть и приступить к работе над книгой…
Похоже, полеты помогли мне излечиться от Марти. Все стало на свое место. Сейчас, на земле, я уже больше не думаю о ней. Странно, но потребовалась одна война, чтобы эта женщина поселилась в моем треклятом сердце, и другая, чтобы она ушла из него. Невезение. Но на войне встречаешь хороших людей. Такие не подведут. Хотя мало ли что может приключиться с ними…
ЭРНЕСТ
19 июня 1945 года
Томасу Уэлшу (отец Мэри Уэлш. — В. П.)
Финка Вихия
Дорогой м-р Уэлш,
…если вы хотите знать, как влияет война на религиозные убеждения, то для начала могу сообщить вам следующее…
Во время первой мировой войны после ранения я был по-настоящему напуган и под конец стал очень набожным. Страх перед смертью. Надежда спасти собственную душу или уцелеть с помощью молитв о защите, обращенных к деве Марии и прочим святым чуть ли не с неистовством первобытного человека.
Во время войны в Испании мне казалось слишком эгоистичным молиться за себя, когда вокруг тебя непосредственно поддерживаемые церковью люди творили такие ужасные вещи по отношению к народу. Правда, порой мне недоставало духовного утешения, как привыкшему выпивать человеку не хватает глотка спиртного, когда он продрог и промок.