Суть женских причитаний и возгласов сводилась к одной фразе: зачем Коржакова пустили в дом?! Кузнецов недоумевал:
— Он же член вашей семьи, он крестный отец вашего внука, Татьяниного сына. Как же он не имеет права войти в дом, даже если я на это не дам разрешения!?
Доводы эти, как ни странно, Наину Иосифовну и Татьяну урезонили. Их пыл остыл.
В первое время после отставки я ездил в Президентский клуб. Там играл сначала только в теннис, а потом стал ходить в тренажерный зал, плавал в бассейне. Около четырех часов подряд занимался спортом, а потом там же, в клубе, обедал. В один из таких дней ко мне приехали два известных и влиятельных банкира. Они проанализировали ситуацию и сделали вывод: мне нужно возвращаться к президенту. Видимо, мои визитеры рассчитывали, что я буду категорически возражать против их предложения. Но я согласился. Они пообещали переломить ситуацию.
Постепенно до ушей Черномырдина дошла информация, что Коржаков с Барсуковым проводят время в Президентском клубе. Он в свойственной ему манере спросил:
— Что это там они собираются?
Обидно было видеть нас бодрыми. Вместо того, чтобы пьянствовать, страдать, на коленях ползать отставные генералы занимались спортом. Мы были членами Президентского клуба, его отцами-основателями, и никто нас оттуда не выгонял. В уставе клуба, кстати, есть единственный пункт, по которому можно выгнать человека из клуба, — за предательство. Мы себя предателями не считали. Более того, мы этот клуб с Барсуковым создали, привели помещение в порядок.
И вот однажды вечером приезжает новый руководитель службы охраны (я имею в виду Крапивина) и с трясущимися губами сообщает:
— Меня вызвал Виктор Степанович и спрашивает: «Что там они в клубе делают, еще, что ли, заговор устраивают? Не пускать их туда».
Мы сначала возмущались, а потом забрали свои вещички из клуба и решили заниматься в другом месте. Там нас приняли с распростертыми объятиями.
Наступил день выборов. Мы колебались: идти или не идти голосовать? Многие мои сотрудники, ближайшие товарищи, честно сказали:
— Александр Васильевич, вы как хотите расценивайте наше поведение, но ни мы, ни наши жены голосовать не будем.
Один из водителей, который работал со мной в день первого тура выборов, помнил, что я две недели назад призывал его:
— Обязательно проголосуй!
И вдруг утром 3 июля он мне говорит:
— Александр Васильевич, извините, можно вам кое-что сказать?
— Давай.
Думал, он что-нибудь попросит. Мне всегда было приятно помочь. А парень этот сообщает:
— Простите, но я не пойду сегодня голосовать ни за кого.
На избирательный участок отправились прежним, что и в первый тур выборов, составом: Барсуков, Тарпищев и я. Сосковец лежал в больнице. Как и в первый тур, так и сейчас журналисты увидели неунывающую троицу. Корреспонденты на нас в прямом смысле слова набросились. Офицер, отвечающий в СБП за работу с прессой, подвел каких-то американских телевизионщиков и стал умолять:
— Александр Васильевич, ответьте им хоть на один вопросик…
Я шел быстрым шагом. Оператор с камерой на плече снимал меня анфас и бежал спиной вперед еще быстрее.
— За кого вы голосовали? — спросила американка.
— За Ельцина.
— И что, у вас никакой обиды на него не осталось?
— Не осталось.
Мне не хотелось иностранцам объяснять, что в России на обиженных воду возят.
— А как здоровье Ельцина? — задает второй вопрос журналистка.
— К сожалению, данной информацией сейчас не располагаю,
— нагло вру ей.
Приехали домой, выпили по рюмочке в честь праздников и стали ждать результатов выборов
***
* Глава вторая. НАИВНОЕ ВРЕМЯ *
БРАТЬЯ СЕДЫЕ
С детства я мечтал стать летчиком-истребителем. Однажды, в классе седьмом, разговорился с отцом школьного приятеля — тот был летчиком. Он мне сказал:
— Тебя с твоим ростом в авиацию не возьмут.