Он скучал по тебе».
Вот новость! Лайам ошарашено оторвал взгляд от кувшина.
– Да неужели?
Этот Тарквин, даже сойдя в могилу, не переставал его удивлять. То он гоняет, как кошку, и не ставит ни в грош существо, носящее в себе частицу его души. А то вдруг скучает по человеку, который ему не сват и не брат и вообще седьмая водица на киселе.
«Танаквиль был хорошим хозяином».
Как обычно, заявление Фануила было бесстрастным, в нем отсутствовали какие бы то ни было интонации, но Лайам решил, что дракончик обиделся, и промямлил извиняющимся тоном:
– Я собирался прийти, но все время шел дождь… и ехать тут довольно далеко. Место ведь отдаленное.
«Когда ты будешь жить здесь, тебе так не будет казаться».
Следует ли из этой реплики, что его извинения приняты?
Вино наконец‑то подействовало – и как‑то быстро и разом. Мозг Лайама словно бы уплотнился, а голова сделалась невесомой и отделилась от тела. Лайам уставился на свои длинные, разбросанные по полу ноги как на чужие.
– Пойду‑ка я лучше спать.
После нескольких неудачных попыток ему удалось подняться. Дракончик неотрывно следил за Лайамом.
«Где ты будешь спать?»
– Найду какое‑нибудь местечко. Спокойной ночи.
Тщательно контролируя каждый шаг, Лайам выбрался из кабинета и дошел до кухни, где с той же преувеличенной осторожностью вернул кувшин на законное место – возле печи. Он даже похлопал кувшин по боку, дабы убедиться, что тот действительно существует.
От дракончика больше не приходило никаких мыслей, а собственные мысли Лайама сделались приятно бесформенными и перескакивали с одной темы на другую, ни на чем не задерживаясь. Двигаясь все так же осторожно, Лайам отыскал в библиотеке невысокий диван. Спать в комнате, где был заколот Тарквин, ему как‑то не хотелось.
Свернувшись клубком на диване и тупо обозревая ряды книг на полках, Лайам обругал себя за то, что не удосужился отыскать одеяло. Впрочем, он знал, что одеяло ему не понадобится. В библиотеке было достаточно тепло, чтобы можно было спать не укрываясь. Лайам чувствовал себя очень уютно. Только вот слишком яркий свет резал глаза, но стоило лишь Лайаму подумать об этом, как тот начал меркнуть и постепенно превратился в странное, умиротворяющее, приглушенное мерцание.
И Лайам уснул, окутанный теплом и полумраком.
8
«ПРОСНИСЬ».
Лайаму казалось, что он идет через развалины древнего города. Он их помнил, он был тут когда‑то, но очень давно. Правда, тогда огромные колонны, вытесанные из песчаника, были покрыты надписями, которые Лайам прочесть не умел. Сейчас же на каждой из этих колонн было написано огромными буквами одно лишь слово…
«ПРОСНИСЬ. ПРОСНИСЬ».
Колонны росли в размерах, изъяны в их телах на глазах исчезали, они обретали вид, совсем не свойственный древним руинам.
«ПРОСНИСЬ. ПРОСНИСЬ. ПРОСНИСЬ».
Лайам вынырнул из города грез и осознал, что находится в библиотеке.
В библиотеке Тарквина, – напомнил он себе.
«Ты уже совсем проснулся?»
– Да, – пробормотал Лайам, потом повторил уже громче: – Да, Фануил, я проснулся совсем.
Он быстро поднялся с дивана – во избежание дальнейших вопросов – и протер глаза. Затем он отправился на кухню, думая о теплой воде и булочках с пряностями. Мгновение спустя над кувшином поднялась струйка пара, а в печи обнаружились горячие булочки, в точности такие же, как те, что Лайам ел в первый день. Лайам убрал с лица непослушные волосы и умылся, обнаружив попутно, что на щеках его успела проявиться щетина. Затем он заставил печь создать еще одно блюдо – с сырым мясом и отнес его в кабинет, Фануилу.
– Это на тот случай, если ты проголодаешься, пока меня не будет, – сказал Лайам. – По крайней мере, остыть оно не должно.