– Тарквин был не из тех людей, которых особо волнует приход праздника Урис. Мне кажется, иерарх, он вообще не веровал ни во что.
– Да, но люди часто служат целям богов, даже не подозревая об этом, – быстро сказал Лайам.
– Ну… я бы добавил, что Танаквиль мало походил на орудие вышних сил. Мерзкий он был человек и вел себя мерзко.
– Что значит – мерзко? То есть неправедно? Он что, служил темным богам?
– Нет‑нет, ничего такого, – поспешно отозвался аптекарь. Он вскинул руки в протестующем жесте, впервые оторвав их от прилавка. – Просто он не был богобоязненным человеком. Он тешил собственную гордыню и мало думал о законах небесных, – с горечью добавил Виеску. – Он был горд, очень горд. И никогда не прислушивался к окружающим. Вот, собственно, все, что я имел в виду.
– Так, значит, вы хорошо его знали?
– Думаю, получше, чем кто‑то другой. У нас имелись деловые сношения: я продавал ему кое‑какие корни, которые трудно добыть.
Лайам облегченно вздохнул.
– Тогда вы должны знать что‑то и о его делах! Скажите, не говорил ли он вам… – начал было Лайам и умолк – настолько мрачным сделалось лицо собеседника.
– Я ничего не знаю о его делах, иерарх, – ровным тоном произнес аптекарь.
– О!
Лайаму не нужно было притворяться разочарованным – довольно было лишь скрыть истинную причину разочарования.
– А я так надеялся… Понимаете, работа, которую он подрядился выполнить, очень важна для нас, и когда я услышал, что он умер, то подумал, что, может быть, он мог доверить ее кому‑нибудь из коллег.
– Мы с ним не коллеги. Он был знахарем, магом, а я – аптекарь. Это не одно и то же, – холодно произнес Виеску, скрестив руки на груди. Лайаму показалось, что за его холодностью кроется нечто помимо уязвленной профессиональной гордости.
– Да, я знаю, но в вашем городе других магов, кажется, нет. И я подумал – с кем же такой человек мог вести тут дела? Это размышление привело меня к вам, мастер Виеску. А потом я увидел на вашей вывеске изображение Урис, и это позволило мне надеяться… – Лайам искательно улыбнулся.
Виеску слегка смягчился и опустил руки.
– Я сожалею, иерарх, но мои деловые сношения с ним ограничивались лишь тем, что я продавал ему кое‑какие корни и иногда добывал для него редкие травы. И ничего больше, иерарх. Ничего ровным счетом.
– Да‑да, я понял.
Лайам понурился, повесил голову на грудь и впал в глубокую задумчивость.
– А вы, случайно, не поставляли ему перкинову погибель?
Перкиновой погибелью называлась одна очень редкая травка. Она произрастала лишь в королевстве Рейндж, – потому‑то Лайам и решился ее назвать.
– Нет, – мгновенно отозвался Виеску. – На юге этой травы не достать.
Лайам подождал в надежде, что аптекарь добавит еще что‑нибудь, но Виеску явно был не склонен к дальнейшей беседе. Уяснив это, Лайам удрученно кивнул и направился к двери. Голос аптекаря настиг его уже на пороге:
– А могу я поинтересоваться, почтеннейший иерарх, – откуда вам стало известно, что Танаквиля убили?
– Я был там, – отозвался Лайам, потом быстро добавил: – Был у него в доме, вчера днем. Точнее, утром, уже после убийства. А об убийстве мне сообщил один из людей эдила. Я был глубоко потрясен.
Он прикрыл дверь и повернулся, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как можно естественней:
– А что, разве гибель Тарквина для кого‑нибудь тайна? Разве о загадочной смерти такого могущественного чародея сейчас не толкуют на каждом углу?
– Тарквин вел жизнь затворника. Боюсь, половина города вообще не знала, что он тут живет.
– Тогда могу ли я в свою очередь полюбопытствовать: откуда вы сами узнали об этом? – вежливо поинтересовался Лайам, но Виеску снова напрягся.
– Мне сказал о его смерти эдил – когда приходил спросить меня обо всем, что я знаю.