-- Вроде сделаю, начну заводить -- чихает пару раз и глохнет.
Микола внимательно исследовал неполадку... Покачал головой.
-- Надо новую.
-- Надо... Курево есть?
-- Есть.
-- Давай перекурим это дело.
Микола, вынимая из кармана папиросы, увидел коленча-тый вал.
-- Достал?
-- Достал. Новенький. Если теперь кто сунется еще раз к моей машине, стрелять буду.
-- А где достал?
-- Тайна, папаша, покрытая мраком.
-- Трепло.
-- Там больше все равно нету.
...Сидели, курили.
Мимо, по тракту шли и шли машины, груженные хлебом.
Навстречу ехали пустые. А когда машин не было, слышно было, как в сухом теплом воздухе стрекочут кузнечики и за-ливаются вверху невидимые жаворонки.
Поле за трактом было уже убрано; земля отдыхала от гула машин и тучной ноши своей -- хлеба. Только одинокие све-жие скирды соломы золотились под солнцем.
Парни смотрели вдаль, думая каждый о своем.
-- По двадцать семь на круг выходит, -- сказал Мико-ла. -- Такой -даже у нас редко бывал.
Сеня взял с земли какой-то плоский предмет, обернутый тряпкой... Развернул тряпку, показал -- патефонная плас-тинка.
-- В районе купил. -- Сеня прищурил глаза, прочитал: -- Рада Волшанинова. "Уйди". "Когда душа полна" -- в скобках. Нет, вот эта: "Не уезжай ты, мой голубчик". Тоже Рада. Братке везу, пусть послушает. Тонкий намек...
Микола глянул на Сеню... Поднялся, задавил каблуком окурок.
-- Нужны ему твои... голубчики, как собаке пятая нога.
-- Ничего говорить не буду, заведу молчком и сяду. Вот поет, слушай... Я давеча в раймаге чуть не заплакал. Давай за-бросим к тебе мотоцикл, а то я тут ночевать буду. Бери его... -- Сеня завернул пластинку, взял коленчатый вал и понес в кабину.
Микола повел мотоцикл к задку кузова.
Вместе забросили мотоцикл в кузов.
Поехали.
Сеня положил пластинку в багажничек. Вал держал в руках, как ребенка.
Некоторое время молчали.
Иван курил, сидя на кровати.
Валя подошла к нему.
-- Встань-ка, я застелю.
Иван поднялся... Оказались друг против друга. Близко. Иван засмотрелся в ее чистые, чуть строгие от смущения глаза...
-- Сватать меня вчера приходили, -- тихо сказала Валя.
Иван молчал.
-- Что же не спросишь -- кто?
-- Я догадываюсь.
-- Ну? -- требовательно и нетерпеливо спросила она.
-- Что?
-- Что же не спросишь, чем кончилось-то? Сватовство-то.
-- Я знаю.
-- Господи!.. Все-то он знает. Какой ведь еще... Чем?
-- Отказом.
-- Отказом... Легко сказать: мне их жалко обоих. Сеньку даже жальчее.
Помолчали.
-- Почему ж ты молчишь-то как каменный?
-- Потому что мне тоже жалко.
-- А меня так вот никому не жалко!.. Или ты это -- из жа-лости?
Иван повернул ее лицом к себе.
Валя быстро смахнула ладошкой слезу.
-- Господи... так скоро и такой дорогой стал. -- Валя сняла у него с подбородка табачинку, прижалась горячей ла-дошкой к заросшей щеке, погладила. -- Колючий...
Иван обнял ее, прижал к груди. Долго стояли так.
-- Валя, Валя... Мне кажется, я сумку отнимаю у нищего на дороге.
-- Ты про Сеню?
-- Про Сеню и про...
-- Ну а что же мне-то делать, Ваня, голубчик? Мне ведь тоже любить охота. Кто же любить не хочет?
-- Все хотят, -- согласился Иван.
-- Если бы я пожила-пожила да снова родилась -- тогда можно и так как-нибудь. А снова-то не родишься.
-- Тоже верно. Все понимаешь.
-- Господи, я вообще все понимаю! Мне, дуре, надо было мужиком родиться, а я вот...
-- Не жалей.
-- Как не жалеть! Были бы у нас права одинаковые с вами, а то...
-- Что?
-- Вам все можно, а наше дело -- сиди скромничай.
-- Что -- "все"-то?
-- Да все! Захотел парень подойти к девке -- подходит. Захотел жениться -- идет сватает. А тут сиди выжидай...
Иван крепко поцеловал ее.
-- Чего глаза-то закрыла?
-- Совестно... И хорошо. Как с обрыва шагнула: дума-ла -- разобьюсь, а взяла -- полетела. Как сон какой...
Иван поцеловал ее в закрытые глаза.
-- Теперь смотри...