Райан Кендалл - Женатые. Часть 2 (ЛП)

Глава 1

Ной

Какой, черт возьми, ужасный пиар.

Я нахожусь на благотворительном мероприятии от имени «Тейт и Кейн». Уже два дня мою жену никто не видел и не слышал; мой лучший друг Стерлинг трахает в туалете официантку, пока я стою здесь с лопаткой в руке, шепча под нос проклятья за их медленную смерть.

Мы на благотворительном мероприятии в бесплатной столовой для нуждающихся. Предположительно, помогаем обедневшим молодым людям нашего общества, но это лишь предлог, чтобы опустошить карманы нью-йоркской молодежи, подавая им неоправданно дорогой ланч. И учитывая, что я один из поваров, сомневаюсь, что это будет вкусно. Мне нравится готовить, просто я редко это делаю. У меня есть один, может, два рецепта моей мамы, которые я освоил, и салат из курицы, приправленной карри, не в их числе. Один лишь запах вызывает тошноту. Хотя, может, это потому, что у меня нет аппетита.

В сотый раз я жалею, что не нанял Роситу и не выписал ей чек. Если бы я это сделал, то сегодня все ели бы, как короли. Но благо это не единственная причина, по которой я нахожусь здесь. Черт, это даже не главная причина.

Как только этим утром я прибыл в столовую, стервятники из высшего общества Нью-Йорка принялись заваливать меня вопросами. Как прошла свадьба? Почему ты один? Где твоя застенчивая невеста?

Даже если бы я знал ответ на этот вопрос, это не их собачье дело. Отец Оливии, Фред Кейн, вмешался и спас меня, сказав всем, что церемония была закрытой и красивой, и что Оливия просила извинить ее за отсутствие. Я вызвался помочь на кухне, чтобы несколько часов побыть одному, вдали от глаз общественности.

По крайней мере, таков был план. Я заставляю себя улыбаться фотографу, который двадцать минут назад ворвался на кухню, щелкая своей камерой. Если он еще раз спросит, где Оливия, я засуну эту камеру за тысячу долларов ему в задницу.

— Как дела? — спрашивает шеф-повар, заглядывая в большую глубокую миску из нержавеющей стали с нарезанной в ней курицей, приправленной карри.

— Все готово, — я подвигаю миску к нему, пока другой повар ставит на кухонный прилавок поднос с заранее нарезанными круассанами.

Они благодарят меня за то, что пришел, пока я снимаю свой испачканный фартук и по дороге из кухни закидываю его в стирку.

Я пожимаю еще несколько рук, пару раз фотографируюсь, а затем ухожу. Стерлинга по-прежнему нигде не видно, но этот идиот сможет и самостоятельно добраться до дома. Это же Нью-Йорк, здесь повсюду такси. Я все равно не в настроении сейчас общаться.

Когда Оливия стояла у алтаря, что-то во мне сломалось. Я надрывал задницу в попытке доказать ей, что мы на самом деле можем стать парой, и считал, что был близок к цели. Проживая вместе в одной квартире, просыпаясь в одной кровати, играя в наши сладкие игры, которые начинали переходить в нечто большее. Даже в офисе мы стали неразлучны… Медленно меняли компанию к лучшему, принимая по одному решению за раз.

Я разочарованно вздыхаю. Никогда в жизни я так не старался завоевать женщину. Но Оливия не просто какая-то женщина. Я вырос вместе с ней, вознес на пьедестал неприкосновенности на двадцать лет, и, наконец, она была так близка к тому, чтобы стать моей. До того, как сбежала. И я до сих пор не понимаю, почему. Хотя у меня есть догадка на этот счет…

Из-за пункта о наследнике в договоре.

Стерлинг был прав. Кажется, она не хотела печь мой батон в своей духовке. Но я никогда не думал, что она так отреагирует. Кричать, ругаться и отрывать яйца — да. Исчезнуть без следа — нет.

Люди в зале разошлись кто куда, пожимая друг другу руки и пожевывая крудите (Примеч. Крудите — не перемешанный салат или набор из нарезанных свежих сырых овощей). В дальнем конце комнаты я замечаю отца Оливии и продвигаюсь к нему. Он невысокий, приземистый мужчина с серебристыми волосами, круглым животиком и вечной ухмылкой на лице. Он почти как брат Санты. Трудно не любить его, даже когда он указывает мне что делать и порой бывает занозой в заднице.

— Вы готовы рассказать мне, где она? — спрашиваю я, наклонившись, чтобы только он мог слышать меня.

Он извиняется перед человеком, с которым говорил, и поворачивается ко мне.

— Ной, — начинает он беззаботным тоном, будто мы обсуждаем плавание на яхте в предстоящие выходные на Гудзоне.

— Да, старина, — поддерживаю я дружескую улыбку на случай, если кто-то смотрит на нас. — Где она?

Он тяжело вздыхает, и я впервые замечаю, что это угнетает его почти так же, как меня.

— В безопасности, и это все, что тебе нужно знать. Ей надо подумать обо всем этом. Она вернется, как только будет готова. Ты же знаешь Оливию.

Я согласно киваю. Она ужасно упряма. И он прав. Она вернется, как только ей станет лучше. И тогда мы точно будем готовы обсудить условия, касающиеся ее матки. Я ухмыляюсь этой мысли. Сначала я подумал, что она живет с Камрин, но после обыска в квартире ее лучшей подруги решил, что она поселилась в одном из пятизвездочных отелей на Манхэттене.

— Когда снова ее увидите, передайте, чтобы позвонила мне, — тихо рычу я. Мы с Фредом всегда были в хороших отношениях — в конце концов, он был ближайшим другом моего отца — но мое терпение уже иссякало.

Он кивает.

— Конечно, передам.

Именно в этот момент и появляется Стерлинг с помятым внешним видом. Ну, вы понимаете. Растрепанные волосы, поднятый воротник, рубашка навыпуск, и с такой самодовольной ухмылкой, словно он только что опустошил свои яйца. Гребаный ублюдок.

— Что ж, это было быстро, — я проверяю время на своих часах. — Если понадобятся уроки выносливости, только попроси.

Удар локтем в ребра стирает мою улыбку с лица.

— Отвали, Ной. Мы оба знаем, почему ты расстроен, и я не виню тебя.

Фред прощается с нами, пока мы со Стерлингом обмениваемся друг с другом ударами.

— Итак, она доставила тебе удовольствие? — спрашиваю его я, когда мы идем к выходу.

— Конечно, — отвечает он. Но его взгляд устремлен на дверь, а в голосе слышна неуверенность.

Мне это знакомо. Одноразовый, незапоминающийся трах с девушками, чьи имена я уже не в состоянии вспомнить спустя каких-то двадцать четыре часа. И это еще одна причина, по которой исчезновение Оливии ощущается так, словно что-то вырвали из меня.

Конечно, у нас были как хорошие, так и плохие моменты, но я скучаю по подшучиваниям, скучаю по тому, как раздражал ее своими малейшими провокациями. Я просто скучаю по ней.

Мне не хочется идти домой одному. В квартире без нее так неуютно. Она жила в ней так мало, но теперь без нее там так одиноко и пусто. Все тепло и очарование было высосано, словно в вакууме. Только ее аромат до сих пор витает в воздухе, и это заставляет меня волноваться за нее еще больше. Когда я, наконец, начал привыкать к присутствию женщины в своем доме, все рухнуло. И этот чертов чайник на кухонном столе, который она принесла в качестве подарка на новоселье, так и стоит нетронутый, напоминая о ней. Почему мне был послан мирный знак, если она собиралась сбежать от меня?