Любой взрослый казался великаном, способным сворачивать горы, что уж говорить о Наладчике? Слишком многое в мире зависело от Шура-Наладчика. Он следил за исправным функционированием невидимой, но всепроникающей силы, которую взрослые называли Ирмой. Я даже думал, что небесные светила управляются этой Ирмой, а через нее и Наладчиком, но Шур меня разубедил. «Солнце и Луна, Земля и звезды движутся сами по себе, – сказал он однажды, – а вот все остальное действительно зависит от биокибернетического мусора, который твой старик носит в башке». И мне пришлось пережить горькие минуты в пору отрочества, когда я осознал, что эти слова все-таки отчасти шутка.
Чему я уж точно никогда не удивлялся, так это тому, что Шур понимает меня без всяких слов. Чувство, что я живу в мире глухонемых не покидало меня с младенчества. Если в период внутриутробной жизни я смутно ощущал постоянное присутствие матери, знал о приближении отца и, как ни странно, маленьких, заботливых механоргов, окружавших меня неоценимой заботой, то появившись на свет, я открыл существование других людей, словно отгороженых непроницаемой стеной. Постепенно обычная человеческая речь пробила в этой стене несколько брешей, но лишь при появлении Шура она исчезала совершенно. Поэтому неудивительно, что Шур запросто считал мелькнувшую в моей подкорке картинку и милостиво материализовал пару старинных кресел.
– Садитесь, сударь! – сказал он, сопроводив фразу широким жестом гостеприимного владетеля родового замка. – В ногах правды нет…
А ведь он нарочно оттягивает начало «собеседования»! Неприятен ему этот разговор, и, значит, не напрасно я волновался. Поручение будет и сложным, и опасным…
– Недавно, тезка, меня отправили в отставку…
Ух ты! И кто ж это посмел?…
– Помнишь, я рассказывал, что Мировой Совет точит на меня зуб? Неприятно господам советникам, что власть их, и без того эфемерная, самим фактом моего существования превращена в чисто художественную условность. Я это хорошо понимаю, потому-то всегда старался не высовываться. Прояви они хоть каплю сообразительности, давно бы уже допетрили, что абсолютная гомеостатичность Ирмы – самый обыкновенный миф. Правда, хорошо подготовленный миф, но все-таки не реальность. Я бы и дальше потихонечку корректировал ошибки инфосферы, сохраняя инкогнито, но события вокруг трикстеров и битва с механтропами вынудили меня выйти напрямую на председателя МСФ. Пришлось почти все рассказать, дабы купировать панику и предостеречь Совет от скоропалительных, а посему неверных решений…
Речь Шура полилась плавно, даже академично, и я его не перебивал, хотя многое уже знал наизусть. Ничего не поделаешь, такая у меня память – она хранит все ощущения, мысли, слова, события когда-либо случавшиеся со мною с того самого мгновения, как только сформировался мой мозг и вся нервная система впридачу. Однако перебивать более чем пожилого человека невежливо…
…– на волне страха перед невидимой опасностью, тогдашний состав МСФ пересмотрел некоторые положения своего Устава, в частности сняв запрет на передвижение людей в открытых – воздушном и безвоздушном – пространствах. Рановато, конечно, обождать бы еще пару сотен лет, но иначе мне было не добиться официального разрешения на пилотируемые космические полеты, а без этого не построить надежного корабля для исследования Роя, который на казенном языке именовался «Структурной аномалией Большого Мусорного пояса»…
Здесь я не выдержал и скривил губы, уж больно мне не понравилось выражение «надежный корабль». Но Шур, кажется, ничего не заметил. Он продолжал вещать.
…– после исчезновения «Птерозавра-2» Совет чуть было не свернул пилотируемую космонавтику снова.