Конец лета, осень, зима прошли в постоянных зарубежных гастролях. На несколько недель Анна выезжала в ГДР и Чехословакию, потом колесила по дорогам Франции и Португалии, десять дней провела в туманном Лондоне. В Европе она себя чувствовала лучше, чем в Америке. Что ни говори, нет постоянной спешки. Люди кажутся более открытыми и добрыми. Есть время оглянуться, осмотреться, побродить по тротуарам и бульварам европейских столиц, купить билет в музей и затеряться в толпе любознательных туристов.
Сборные концерты с ее участием проходили хорошо. Почти всякий раз ее заставляли бисировать, засыпали цветами, десятки поклонников провожали от служебного входа до дверей гостиницы. Но сама она чувствовала, что радость успеха уже проходит, что ее мало волнуют и дружные овации в зале, и многочисленные просьбы оставить автограф на программке. Она чувствовала, что необходимо сделать перерыв. Репертуар, за который она боролась годами, ей уже приелся, "Эвридики", с которыми она связывала свое творческое рождение, теперь вызывали у нее чуть ли не физическую неприязнь...
Ей казалось, что она заштамповалась в интонациях, в ее исполнении нет искренности чувств и ее спасает только профессионализм. А там, где нет искренности, кончается святое искусство. И вот-вот зрители это заметят... Она забирала с собой клавиры новых песен, после концертов долго не ложилась спать, проигрывала их про себя, пытаясь найти хоть одну песню, которая смогла бы по-настоящему взволновать ее. Но такой песни не было. И она снова выходила на сцену со старым, проверенным репертуаром, боясь, что не сумеет скрыть равнодушие.
Анна давно мечтала отдохнуть. Хоть недельку! Побыть одной, поваляться в скрипучем желтом песке на Балтийском побережье. Или снять комнатушку в заброшенной деревеньке на Мазурских озерах, со всех сторон окруженных непроходимыми лесами. Не слушать радио. Не смотреть телевизор. Просто побыть одной. Или вместе со Збышеком: он такой тактичный, заботливый, предупредительный... Жаль, что он не умеет говорить нежных слов. А может быть, наоборот, это и хорошо? Пылкие слова быстро надоедают. А вот доброта и искренность - никогда.
Но отдых не получался. Расписания концертов составлялись надолго вперед, и практически не было ни одного свободного дня. Даже возвращение из-за границы с подарками становилось только своего рода антрактом между концертами. Дома задерживалась ненадолго: на день, в лучшем случае - на два. На журнальном столике около кровати ее уже ждало заказное письмо с маршрутами гастролей.
Качалина через знакомых, едущих в Польшу, а иногда и по почте регулярно присылала ей заветный пантокрин. На первых порах лекарство помогало: нормализовывало давление, снижало тяжесть в голове. Анна становилась бодрой, ее охватывал прилив энергии, казалось, что она в состоянии свернуть горы... В такие минуты ей хотелось безудержно веселиться, танцевать, петь. Не для зрителей, просто для себя. Через несколько месяцев она обнаружила, что пантокрин действует уже не так эффективно, как раньше. "Чего же вы хотите? сказал ей врач. - Лекарство помогает, а не вылечивает, К тому же ваш организм уже привык к пантокрину, его нельзя пить, как компот! Вам нужен отдых, свежий воздух. Ваша нервная система истощена!"
"Не было бы счастья, да несчастье помогло". Отдых получился зимой совершенно неожиданно. Началась очередная эпидемия гриппа, принявшая такие размеры, что власти вынуждены были закрыть на неопределенный срок помещения театров и концертных залов. Они бежали со Збышеком на лыжах по петляющей горной дороге в Закопане - утомленные, счастливые, едва поверившие в возможность отдыха, Солнце ослепительно сверкало.