Артисты привыкли к его постоянным появлениям - то поздно ночью после концертов, то в раннее воскресное утро; когда он, небритый и невыспавшийся, вылезал из запыленного автомобиля у очередной гостиницы.
- Ну, как там Аня? - спрашивал он у прогуливавшихся около гостиницы артистов, вышедших глотнуть свежего утреннего воздуха.
- С Аней все в порядке! - весело отвечали ему. - Ждет тебя не дождется!
Анна испытывала какую-то внутреннюю неловкость перед Збигневом. Он был вынужден проезжать огромные расстояния в ночное время, усталый, после работы. Он совсем не высыпался, выглядел разбитым, под глазами круги. Но глаза его весело блестели! Она просила его приезжать только по воскресеньям. Он не спорил, улыбался, целовал ее, обещал слушаться. И опять появлялся среди ночи. Анна снова принималась за свои укоры, взывала к благоразумию. Но сердце ее таяло от нежности, благодарности... Когда его не бывало по нескольку дней, она начинала не на шутку тревожиться: не случилось ли чего? Не попал ли он в катастрофу на плохо освещенной дороге? Ей представлялись жуткие картины, и она вздрагивала при каждом стуке в дверь. Зато с каким облегчением вздыхала, когда в дверях появлялся Збигнев, как всегда, обросший, усталый, но явно счастливый и соскучившийся...
Однажды, проводив его в Варшаву, Анна отправилась в буфет позавтракать. Был ранний час, и в буфете почти никого не было. Она села за столик, заказала яичницу и стакан крепкого чая. К ней подсел Юлиан Кшивка. Всем было известно, что пан Юлиан встает рано, как бы поздно он ни отправлялся спать.
- Привет, - кивнул он Анне и, не спрашивая разрешения, грузно опустился на свободный стул. - Проводила своего Збигнева?
Она кивнула головой.
- Ох, чует мое сердце, скоро свадьбу сыграем! Ведь так, Анна? Без свадьбы вы же не можете...
- Почему не можем? - удивилась Анна.
По синеве под глазами и отечности Аня поняла, что пан Юлиан либо не выспался, либо нездоров. Это с ним бывало редко. Но уж тогда он становился грубым и развязным. Ей не хотелось продолжать беседу, но Кшивка как раз разговорился.
- Вообще-то я думаю, Збигнев бросит свою работу.
- Почему же это?
- Ну как - почему? - продолжает пан Юлиан. - Это же само собой разумеется. Ты способная певица, а вскоре можешь стать и звездой. Тебе нужен не просто муж, как у пани Ванды, пани Магды и пани Зоей. Тебе нужен муж-импресарио, который бы постоянно вел твои дела - в концертных бюро, на радио, на телевидении, в грамзаписи. Ты прежде всего артистка, потом человек. Этим ты и должна руководствоваться. А не чувством. Ты себе не принадлежишь, ты принадлежишь профессии. И тебе нужен не просто человек, на плечо которого ты можешь опереться и выплакаться, когда тебе трудно... Одним словом, будет у тебя достойный менеджер - будет все в порядке. Как говорят американцы, "о'кэй"!
У Анны непроизвольно навернулись слезы. Она не могла представить себе Збигнева в роли ловкого импресарио, постоянно вертящегося в концертных организациях, умело завязывающего связи, часами подкарауливающего нужных людей. Несмотря на рост и внушительную внешность, он наверняка окажется совершенно беспомощным в мире "деловых" людей - пронырливых, суетливых, подобострастных, "не умеющих" обижаться на сильных и могущественных, жестоких и беспощадных к тем, кто от них зависит...
Дело ее жизни - сцена, песня - и личная жизнь вдруг оказались связанными паном Юлианом в один узелок, развязать который просто невозможно. Так что же она, современная певица, должна стать рабыней XX века? Искать себе мужа не по сердцу и любви, а по "деловым" качествам?! Анне сделалось не по себе от жестоких слов пана Юлиана...
В то утро, запершись в номере гостиницы, она долго и безутешно плакала...