Да и вы тоже, не так ли?
— You bet! [77] . Впрочем, через полчаса все станет ясно.
Внезапно аэростат словно подпрыгнул и сделал резкий поворот.
— В чем дело?
— Да, в чем дело?! — воскликнул оступившийся в темноте Жан Рено. — Вы почувствовали удар и сильную встряску? Меня едва не сбило с ног.
— Надо думать! Я и сам ударился о руль.
— Дикки, дорогой, разумней было бы отпустить нашего пленника. Таскать его за собой становится опасно.
— Ни за что! Я хочу во что бы то ни стало узнать его тайну.
Прошло несколько минут. Вдруг, неожиданно для друзей, «ИНСТЕНТЕИНЬЕС» вышел из моря облаков. Теперь над ним на бархатном, темно-синем, почти черном небосводе сверкали звезды.
— Звезды, конечно, прекрасны, — сказал Жан Рено, — но у меня зубы стучат от холода. Бррр! Вам не холодно, Дикки? Ничего не понимаю, честное слово!
— Я тоже промерз до костей, но, кажется, могу предположить, что происходит. Мы потеряли одним махом триста фунтов балласта и поэтому поднимаемся на немыслимую высоту.
— Но каким образом? Вы уверены?
— Нужно в этом убедиться.
Пренебрегая опасностью быть замеченным, репортер повернул выключатель, и кабину аэростата мгновенно залил свет.
— Посмотрите на барометр! — воскликнул Дикки. Что там?
— God Lord! Мы несемся вверх со скоростью свободного падения! Это ужасно!.. Пятнадцать тысяч футов… пятнадцать тысяч двести… пятнадцать тысяч четыреста… Слышите, как вытекает газ через предохранительный клапан? А термометр! Четыре градуса ниже нуля по Фаренгейту! [78]
— У меня усы в инее, а у вас изо рта идет пар. Здесь настоящая Сибирь!
— Мы продолжаем подниматься.
— Но почему?
— Потому что нас поднимает пленный аэростат.
— Еще раз спрашиваю: почему?
— Не знаю.
— Так избавимся от пленника!
— Нет!
— Его соседство меня пугает.
— Тем хуже!
— Не забывайте о смертельной опасности!
— Нужно, чтобы «ИНСТЕНТЕИНЬЕС» оседлал пленника.
— Вы настоящий сорвиголова, Дикки!
— И горжусь этим, недаром я — янки.
— Что вы делаете?
— By Jove! И вы еще спрашиваете! Я открываю все клапаны, чтобы выпустить газ. Не до Луны же нам подниматься!.. «ИНСТЕНТЕИНЬЕС» опустошается, словно бурдюк… Мы больше не поднимаемся… Наш дирижабль круто пошел вниз…
Жан Рено подошел к барометру и тут же воскликнул:
— Мы же падаем!
— Можно сказать, что так. Вероятно, скорость «ИНСТЕНТЕИНЬЕС» сейчас не меньше ста двадцати футов в минуту. Go!.. Go down! А вот и облака! Джонни, теперь вам не так холодно?
— У меня мурашки бегают по коже от вашей смелости.
— Мы проскочили слой облаков, как цирковая лошадь бумажный круг. Те, кто нас сейчас видит, наверное, принимают «ИНСТЕНТЕИНЬЕС» за падающую звезду.
— Вам не кажется, что наше приземление будет не слишком мягким?
— Не беспокойтесь, «ИНСТЕНТЕИНЬЕС» сядет на землю, как на пуховую перину. Именно поэтому я закрываю клапаны, наполняю оболочку газом и уравновешиваю дирижабли. Теперь остается включить винты и взяться за руль.
— Падение действительно замедлилось.
— Я же вам сказал, что мы приземлимся на пуховую перину. Перестаньте смотреть на барометр, откройте лучше люк и посмотрите вниз. Что вы видите?
— Множество беспорядочно разбросанных огней… Это город… Большой город…
— That's good job! Хорошенькое дело!
— Слышен шум поезда… Огни приближаются…
— Свет электрический или газовый?
— Не разберу пока. Эй, Дикки! Помягче, мой друг, помягче!
— Да-да! Чтобы доставить вам удовольствие!
— Я все время себя спрашиваю: куда, черт возьми, и как мы приземлимся?
— Какая разница куда! Смотрите: улицы, площади, перекрестки, дома… Мы ведь приближаемся к ним?
— Да! Мне кажется, огни движутся нам навстречу.
— Тогда я выключу свет. Пусть вокруг нас снова станет темно.