- Конечно, это прекрасно, только все-таки, по-моему, миссис Шортмэн права. Многим это покажется оскорбительным.
Грегори быстро подошел к окну, распахнул его и стал смотреть в небо. Обе женщины смотрели ему в спину. Миссис Шортмэн проговорила мягко:
- Только немного изменить после слова "роскошь", - ну хотя бы так: разве не простили бы они и не пожалели бы эту несчастную, очутившуюся в большом городе, без друзей, без денег, разутой и раздетой, где на каждом шагу ее подстерегают демоны в образе человеческом, промышляющие на несчастье женщины. На этом и остановиться.
Грегори вернулся к столу.
- Только не "простили", только не "простили", - сказал он.
Миссис Шортмэн взялась за перо.
- Вы не представляете себе, какое действие может оказать эта статья. Ведь среди наших подписчиков много священников, мистер Виджил. А нашим принципом всегда была деликатность. Вы слишком ярко описали этот случай, а ведь никакая порядочная женщина не сумеет вообразить себя в положении Евы, даже если бы и захотела. Ни одна из ста, особенно среди живущих в деревне и не знающих жизни. Я сама дочь сквайра.
- А я - сын деревенского священника, - сказал Грегори, улыбаясь.
Миссис Шортмэн посмотрела на него укоризненно.
- Не шутите, мистер Виджил, речь идет о существовании нашей газеты, мы просто не можем позволить себе написать подобное. Последнее время я получаю десятки писем, где наши читатели жалуются, что мы слишком уж живо описываем подобные трагедии. Вот одно из них:
"Бурнфилд, дом священника,
1 ноября
Сударыня,
Сочувствуя Вашей плодотворной деятельности, я тем не менее боюсь, что не смогу дольше оставаться подписчиком Вашей газеты, пока она выходит в своем теперешнем виде, ибо ее не всегда можно дать почитать моим дочерям. Я считаю неправильным и неразумным, чтобы они знакомились с подобными ужасными сторонами жизни, пусть это и правда.
С глубоким почтением
Уинфред Туденем.
P. S. Кроме того, газета может попасть горничным и оказать на них дурное влияние".
- Это письмо я получила сегодня утром.
Грегори, закрыв лицо руками, сидел с таким видом, будто молился, миссис Шортмэн и мисс Мэллоу не решились нарушить молчания. Но когда он поднял голову, он сказал твердо:
- Только не "простили", только не "простили", миссис Шортмэн.
Миссис Шортмэн зачеркнула это слово.
- Хорошо, хорошо, мистер Виджил, - сказала она, - но это рискованно.
В углу снова затрещала машинка.
- Теперь еще одно. И, мистер Виджил, опять эта Миллисент Портер, боюсь, нет никакой надежды спасти ее.
Грегори спросил:
- Что с ней?
- Снова запила. Это уже пятый раз.
Грегори повернулся к окну и взглянул на небо.
- Я навещу ее. Дайте мне адрес.
Миссис Шортмэн прочитала в зеленой книжечке:
- Миссис Портер, Блумсбери, Билкок Билдингс, 2. Мистер Виджил!
- Что?
- Мистер Виджил, мне иной раз хочется, чтобы вы поменьше нянчились с этими безнадежными субъектами. Толку все равно не будет, а вы только убиваете свое драгоценное время.
- Но разве можно бросить их на произвол судьбы! Так что ничего не поделаешь.
- Почему? Надо поставить себе какой-то предел. Простите меня, но мне кажется иной раз, что вы зря тратите время.
Грегори повернулся к девушке за машинкой:
- Мисс Мэллоу, как, по-вашему, права миссис Шортмэн? Я зря трачу свое время?
- Не знаю, мистер Виджил. Но мы так беспокоимся о вас.
Добродушная и неммого недоуменная улыбка появилась на губах Грегори.
- А я верю, что я спасу ее, - сказал он. - Значит, Билкок Билдингс, 2. - И, продолжая глядеть на небо, спросил: - Как ваша невралгия, миссис Шортмэн?
Миссис Шортмэн улыбнулась.
- Ужасно!
Грегори тотчас обернулся.
- Ведь вам вредно открытое окно. Простите меня!
Миссис Шортмэн покачала головой.
- Мне нет.