- Очень мило с вашей стороны, - спокойно ответила Виви. - Теперь мы просто можем говорить друг с другом.
Чем они и занимались весьма успешно около двух часов. Науманн больше говорил, а Виви больше слушала. Девушка со всепоглощающим интересом
отнеслась и к его школьным проделкам, и к его философскому самолюбованию, что ужасно льстило рассказчику. Оказалось, что их взгляды во многом
замечательно совпадают, поскольку она соглашалась со всем, что он почтил своей поддержкой.
Один раз, однако, - возможно, только для того, чтобы показать ему, что у нее тоже есть собственное мнение, - она принялась опровергать его
утверждение о том, что все мыслящие люди видят в Шопенгауэре разрушителя христианства; и (да позволено будет произнести это самым тихим шепотом)
от философа не осталось бы и мокрого места, если бы Науманн не остановился в самом разгаре своей аргументации поэтому только, что она велела
подать чай.
К этому времени они уже стали кем-то вроде старых друзей, и церемония чаепития проходила совершенно неформально. Она вспомнила, что в свой
предыдущий визит он брал два кусочка лимона, и это вызвало у него трепет удовольствия.
Прислуживающая девушка объявила, что булок нет.
Виви вопросительно посмотрела на Науманна.
- Тартинки? - предложил он.
Виви кивнула.
Молодой человек заметил, что тартинки с абрикосами - просто деликатес.
- Конечно, - с важностью заявила Виви, - ведь я делаю их сама.
- Да?! Правда? Дайте мне еще одну.
Он съел четыре штуки, Виви смеялась над ним.
- Вы заболеете... правда заболеете, - объявила она, погрозив ему пальцем. - Переедание не есть доказательство дружбы, даже если тартинки
делала я сама. Это очень грубая лесть.
- Вы правы, - сказал Науманн, - это доказательство любви... - и, помолчав, добавил:
- К тартинкам.
Он задержался еще на полчаса, потом собрался уходить. Наступил вечер; в небольшой библиотеке стало так темно, что они с трудом различали
лица друг друга. Виви зажгла свет.
- Господи боже! - воскликнул вдруг Науманн. - Уже больше пяти часов, а я должен был появиться в миссии в четыре!
Виви не придала особого значения этим его словам, лишь была несколько озадачена его небрежным отношением к своим обязанностям.
- Итак, мы - друзья? - спросила она в дверях. - Вы не собираетесь забыть меня, как делали это раньше?
- Я вам больше друг, чем вы думаете, - откликнулся он. - И я докажу это. Au revoir {До свидания (фр.)}.
Она наблюдала сквозь стеклянную дверь, как он быстро сбегает по ступеням и удаляется по дороге.
Медленно возвращаясь в библиотеку, она услышала, как у их дома остановился экипаж, и поспешила в свое кресло перед камином. Вскоре входная
дверь открылась и она услышала в холле голос Алины.
- Нет, не благодарите меня, месье. Я сама получила большое удовольствие.
Потом послышался прямо-таки мурлыкающий голос Жюля Шаво:
- Ах, вы дали мне надежду на счастье.
Виви глубже забилась в кресло, глядя на огонь, улыбаясь и бормоча себе под нос:
- Счастье? Кажется, я начинаю понимать, что это такое.