Когда она увидела машину, ее лицо застыло, и она прижалась ко мне.
Я резко повернулся, и тут раздались выстрелы. Высунувшийся из окна машины парень стрелял всего с двадцати футов.
Мне кажется, Вайолет была ранена первой же пулей. Она стала оседать на землю, и я опустился вместе с ней не только потому, что она по прежнему
держалась за мою руку, но и потому, что стоять столбом в данной ситуации было неумно.
Потом включились привычные рефлексы, и, встав на колени позади автомобиля Вайолет, я стал стрелять в машину, удалявшуюся в сторону Мэдисон
авеню. Я нажимал на курок до тех пор, пока не кончилась обойма. Машина скрылась вдали. Тогда я повернулся к Вайолет. Она пыталась встать, но это
ей не удавалось, и она рухнула на землю. Я опустился около нее на колени и увидел, что одна пуля пробила ей щеку, но, очевидно, были и другие
ранения.
Я сказал ей:
– Не двигайся, детка. Спокойно.
Задыхаясь и хрипло втягивая воздух, она пыталась сказать мне что то.
– Это… это стыд, – наконец заговорила она. – Стыд.
Потом она замолчала и откинулась назад. Я встал и огляделся. Открылись окна, послышались голоса, и кто то уже бежал в мою сторону с Пятой авеню.
Дверь многоквартирного дома открылась, и оттуда вышел швейцар. Увидев, что ко мне направляется полицейский, я встал, крикнул: «Врача!» – и
нырнул в подъезд дома. Вестибюль был пуст, там стоял лифт с открытой дверью. Я нашел телефонный коммутатор, надел наушники и набрал номер
телефона Вулфа.
Наконец мне ответили:
– Ниро Вулф слушает.
– Говорит Арчи. Я отвез ее домой. Мы стояли на тротуаре перед ее домом на Семьдесят восьмой улице. Приехал на машине какой то парень и стал
стрелять, потом уехал. Она мертва. Скажите Фрицу.
– Ты пострадал?
– Только морально. Этот подонок Перрит решил убрать ее, а нас использовать как прикрытие. Скажите Фрицу.
Позади меня раздался начальственный голос:
– Положите трубку! Немедленно!..
Существование лейтенанта Роуклиффа из отдела, занимающегося расследованием убийств, является одной из причин, заставляющих меня сомневаться, что
мир когда нибудь достигнет стадии всеобщего братства.
Без десяти три ночи в камере пыток девятнадцатого полицейского участка на Западной Шестьдесят седьмой улице, где была размещена походная штаб
квартира, Роуклифф сказал мне:
– Прекрасно. – Он никогда не пользовался вульгарными выражениями и выражениями тина «о'кей». – Прекрасно, я прикажу посадить вас в тюрьму.
Я зевнул и сказал:
– Вы говорите это уже в четвертый раз. Меня это не устраивает, так же как мистера Вулфа и его юриста. Но я скорее соглашусь на это, чем на что
то другое. Приступайте.
Роуклифф продолжал сидеть и хмуро смотреть на меня.
– Разрешите мне подвести итог нашей беседе, – предложил я. – Дейзи Перрит приезжал, чтобы посоветоваться о чем то с Ниро Вулфом. Спросите о теме
беседы самого Вулфа.
– Я уже дважды посылал к нему своих людей, – холодно сказал Роуклифф, – но их даже не пустили в дом. Дверь, как обычно, закрыта на засов. Фриц
Бреннер поговорил с ними через щель, сказав, что Вулф спит, а он не собирается будить его. Наглое и высокомерное заявление.
– Попробуйте прийти туда после завтрака, – предложил я. – Скажем, часов в одиннадцать.
Я был рад, что Фриц принял необходимые меры обороны, хотя я сам не успел предупредить его.
– Конечно, если я буду сидеть в камере, то не смогу оказаться там и впустить вас. Итак, в одиннадцать сорок вечера приехала дочь Перрита,
очевидно, тоже посоветоваться с Вулфом.