Вопросы «почему» рождают только заранее готовые ответы, стремление защищаться, рационализации, оправдания и иллюзию, что событие может быть объяснено единственной причиной. В словечке «почему» не различаются цель, происхождение и фон. Под видом исследования этот вопрос увеличивает замешательство человека больше, чем любое другое слово.
Иначе обстоит дело с «как». Вопрос «как» направлен на структуру события, а когда структура прояснена, все «почему» автоматически получают ответ. Прояснив структуру головной боли, мы теперь можем как угодно ответить на все вопросы «почемучек». У нашего пациента головные боли, «потому что» он подавляет плач, «потому что» он не выражает себя, «потому что» он сжимает мышцы, «потому что» он прерывает себя, «потому что» он интроецировал указание не плакать, и так далее. Если мы будем проводить время в поисках причин, вместо того, чтобы искать структуру, мы можем отказаться от терапии и присоединиться к беспокойным бабушкам, которые атакуют своих внучат бессмысленными вопросами вроде «Почему же ты простудился?» или «Почему ты так безобразно себя ведешь?»
Разумеется, все вопросы терапевта являются прерываниями каких-то процессов, происходящих в пациенте. Это внедрение, которое часто оказывается миниатюрным шоком. Это может показаться несправедливым: терапевт должен фрустрировать требования пациента, но сам при этом чувствует себя вправе забрасывать его вопросами. Разве это не авторитарное отношение, совершенно противоположное нашей попытке превратить терапевта из фигуры, облеченной властью, в человеческое существо?
Не легко разобраться в этой неувязке, но если терапевт разрешил парадокс работы одновременно с поддержкой и фрустрацией, методы его работы найдут уместное воплощение.
Конечно, не только терапевт может задавать вопросы. И невозможно даже перечислить всего, что пациент осуществляет с их помощью. Его вопросы могут быть умными и способствующими терапии. Они могут быть докучливыми и повторяющимися. Это могут быть бесконечные «что вы сказали» и «что вы имеете в виду», если пациент не хочет понимать.
Не всегда понятно, из какой области замешательства возникают вопросы пациента. Иногда он не знает, можно ли доверять терапевту, так что использует свои вопросы, чтобы проверить его. Если его сомнения имеют навязчивую природу, он будет задавать свои вопросы снова и снова.
Большая часть вопросов, которые задает пациент, – это соблазны интеллекта, связанные с попыткой заменить понимание словесными объяснениями. Если кормить пациентов (особенно эмоционально заторможенных) интерпретациями, они с удовольствием возвращаются в кокон своего невроза и остаются там, мирно мурлыкая.
Идея фрустрации вопросов пациента стара, как сама психотерапия. Даже такой простой ответ, как «почему вы об этом спрашиваете?», предназначен для того, чтобы отослать пациента к собственным ресурсам. Но как мы раньше указывали, вопросы типа «почему» – ненадежное орудие. Мы хотим прояснить структуру вопроса пациента, его основания. В этом процессе мы хотим по возможности добраться до его самости. Так что наша техника состоит в том, чтобы предложить пациентам превращать вопросы в предположения или утверждения.
Поначалу они лишь перескажут вопрос другими словами, но останутся привязанными к спрашиванию: «Мне хочется узнать,» – а затем повторяется вопрос. Однако пациент может сказать и так: «Я думаю то-то и то-то, а вы как думаете?» –Это по крайней мере один шаг вперед: пациент обнаруживает для себя свою неуверенность и потребность в интеллектуальной поддержке. Мы можем пойти дальше и предложить еще одно переформулирование, и, возможно, тогда пациент даст нам много материала, который до этого не выходил на поверхность. Вот пример.