Машина наклонилась, обогнула угол и помчалась по радиальной улице. Корбелл положил подбородок на спинку сиденья и смотрел назад — это было не так страшно, как видеть проносящиеся мимо на огромной скорости развалины. Вот сбоку промелькнул край купола, и улица закончилась. Теперь машина двигалась над песком. По сторонам неслись пустынные соляные дюны, а далеко впереди виднелась бело-голубая полоска океана.
Машина пересекла линию прибоя и направилась в открытое море со скоростью примерно девяносто миль в час.
III
Голос Корбелла был хриплым и жалобным. Ему не понравилось, как он звучит, а кроме того, он мешал поискам.
— Ну ладно, Корбелл, — произнес голос. — Ты выиграл спор. Если бы твои лекарства были лучше, ты не пытался бы украсть мои. А теперь давай поговорим.
Хотя какие там поиски... Он надеялся, что Мирелли-Лира хранит в машине еду, но ее не нашлось ни в бардачке, ни под сиденьями. Что же ему, разрезать ремни безопасности?
Корбелл очень хотел есть.
— Микрофон включается тумблером в правой части приборной доски. Переключи его в верхнее положение. Корбелл?
Ну да, конечно. Стоит мне заговорить, и ты сразу выследишь машину. И тогда... Но искушение было очень сильно. Старуху можно спросить про еду — или даже про то, как выключить приемник.
Машина скользила над волнами к неизвестному месту назначения, заданному судорожными командами Корбелла. Верхнюю часть неба закрывали плотные серо-черные тучи, солнце и полумесяц Юпитера уже разошлись на некоторое расстояние. Солнце спустилось ниже к горизонту, его нижний край словно сплющился. Из красных бликов на воде поднялся темный силуэт. Корбелл решил, что это дельфин-бутылконос, но потом прикинул расстояние До животного и понял, что размером оно превосходит Дирижабль. Наклонив голову, громадный дельфин посмотрел на машину и снова погрузился в воду.
Дельфин размером с кита! Значит, китов мы все-таки уничтожили, подумал Джером. Дельфины просто заняли новую экологическую нишу.
— Полагаю, ты слышишь меня, Корбелл. Я вижу, что ты направляешься к самому южному континенту, в сторону бывшей столицы Мальчиков. Сбить меня со следа ты не можешь, поскольку не можешь оставить машину. Скажи что-нибудь.
Ладно, раз она и так следит за ним...
— У тебя в машине есть еда?
— Здравствуй, Корбелл. Если ты еще раз попытаешься украсть мои лекарства, ты умрешь. Я расставила ловушки.
— И пытаться не буду.
— Итак, мы разделимся и продолжим поиски. Я даю тебе год, чтобы найти бессмертие диктаторов. Я хотела бы дать больше, но ты знаешь мое состояние. Найдешь лекарство — стану твоей женщиной, не найдешь — убью тебя.
Корбелл рассмеялся.
— Трудный выбор!
— Ты не видел меня, когда я еще была красива. Все равно я единственная женщина — других на Земле не осталось.
— Только не рассчитывай на многое. Пирсса говорит, что у меня заниженные сексуальные потребности.
Это огорчило норну.
— Ты никогда не хотел женщин, Корбелл?
— Я был женат двадцать два года.
— Что значит «женат»?
— У меня был договор с партнершей.
— А секс этот договор предусматривал? Секс тебе нравился?
Внезапно Джером страшно затосковал по Мирабель. Он скорбел о ней: ведь ее больше нет, она умерла. А он, ее половинка, все движется вперед по странному миру далекого будущего... Если бы он мог сейчас поговорить с ней!
— Ив сексе, и во всем остальном мы наслаждались полнейшей гармонией. Это обычно для брака, — произнес он с легкостью, которой вовсе не ощущал. — Не стоило нам касаться этой темы.
— Я должна была понять.
Желая позлить собеседницу, Корбелл спросил:
— А тебе не приходило в голову, что бессмертие диктаторов может быть мне не интересно? Может, я хочу красиво постареть.
— Ты хотел украсть мои лекарства.
— Ладно, ты меня поймала.
— Нельзя стареть красиво. У тебя есть год, Корбелл.
— Не уходи со связи! Ты, случаем, не знаешь, куда я лечу? Я даже не знаю, откуда стартовал.
— На Южном полюсе есть большой континент. Туда ты и летишь. До этого мы находились на континенте, длинный конец которого смотрит в сторону южного континента. Я подозреваю, что ты летишь в... — И на секунду в речь переводчика вклинился ее собственный голос: — Сараш-Зиллиш, столицу последней земной цивилизации.
Итак, он летит в Антарктику, а начал путь с мыса Горн. Но где в Антарктике этот город?
— Какой адрес ты ввел? Корбелл рискнул ответить правду:
— Я хотел добраться до полицейского участка. Правда, у меня так дергались руки, что я не знаю точно, что за адрес набрал.
— Ты мог нажать кнопку больше четырех раз? Пять значков — адрес Штаб-Квартиры Мировой Полиции в Са-раш-Зиллише.
— Может, и так, — он рассмеялся. — По крайней мере, я сбежал от тебя.
— У тебя год, Корбелл.
За год он может умереть. Впрочем, сейчас Джером чувствовал себя довольно неплохо. Боль, истощение и спазмы остались в прошлом; правда, голод начал становиться мучительным.
— Через час я умру от голода. В этой машине есть еда? Нет? А что же мне есть?
— Когда доберешься до Сараш-Зиллиша, отправляйся в парк, — и она дала ему «адрес» — комбинацию кнопок. — Сейчас он заброшен, но все плоды, которые там можно найти, — съедобные, да и животных тоже можно есть. Если поймаешь.
— Хорошо.
— Бессмертия диктаторов ты там не найдешь. В Сараш-Зиллише никогда не было взрослых.
— Мирелли-Лира, а сколько лет ты занимаешься поисками?
— Примерно десять лет жизни. Корбелл поразился:
— А мне казалось, что ты потратила не меньше века!
— Мне не повезло. Когда Дети вытащили меня из вневременной тюрьмы, они пообещали мне найти бессмертие диктаторов. Мне ничего не оставалось, кроме как поверить им, а они солгали.
— В больнице было хранилище... Норна рассмеялась.
— Такое хранилище есть в каждой больнице в каждом городе, что еще остались на Земле. Я все их обыскала. В тех местах, которые не грабили, остались только яды. Годы и влажная жара разрушили лекарства.
— Расскажи еще что-нибудь. Что ты узнала о бессмертии диктаторов после высадки и до тюрьмы?
— Почти ничего. Только то, что оно было.
— Все равно расскажи. Я не хочу терять время, повторяя твои ошибки.
IV
Дети уже ждали, когда Мирелли-Лира спускалась из космического корабля. Вначале она решила, что они — результат программы Государства по выведению нового человека. Дети вели себя сдержанно и с достоинством, они четко выражали свои мысли и демонстрировали взрослую мудрость, которую Мирелли-Лира вначале приняла за высочайший интеллект. Потом она поняла, что такую мудрость дают многие века жизненного опыта.
Она никогда не видела таких, как они, а они — таких, как она. В мире Детей жили и взрослые, но это был отдельный вид. Ни с кем из них Мирелли-Лира не встречалась, знала только, что их всего несколько тысяч, все — бывшие диктаторы. Эти взрослые пользовались средствами диктаторов для достижения бессмертия и жили отдельно от Детей.
Детей — Мальчиков и Девочек вместе — на планете были миллиарды. Тогда она не обратила на это особого внимания, но потом припомнила. Ее судили по законам ее Государства за измену. У нее сложилось впечатление, что весь суд был спектаклем, разыгранным для увеселения самих же Детей; впрочем, возможно, эту мысль ей подсказала паранойя. Дети были пунктуальны, не смеялись над ней и строго соблюдали законы, изданные семьдесят тысяч лет назад. Сама Мирелли-Лира тоже хранила достоинство, о чем не преминула сообщить Корбеллу.
Ее приговорили к пребыванию во вневременной тюрьме.
— А о колонизированных планетах они ничего не говорили?
— Нет, ничего.
— Оно и понятно. Они наверняка откололись от Государства задолго до твоего приземления. Потому-то в тебя и стреляли: ведь ты была с Земли. То, что ты Мирелли-Лира и совершила какие-то преступления, их не волновало.
Женщина долго молчала.
— Об этом я не подумала. Ты хочешь сказать, что Государство развалилось?
— Да. На это ушло очень много времени, но оно развалилось. Государство было империей водной монополии, — Корбелл говорил как бы сам с собой. — Они могут держаться почти вечно, пока какая-то сила не придет снаружи и не уничтожит их. Правда, вне Государства не было ничего. Оно должно было вырастить варваров внутри себя.
— Ты говоришь так, словно знал не одно Государство, — в голосе норны звучало сомнение.
— Я жил до появления Государства. Я был «отморозком», замороженным трупом. Когда Государству было примерно сто лет, власти... поместили Джерома Корбелла в тело приговоренного преступника.
— Ах так. — Пауза. — Тогда ты можешь знать больше меня. Как распалось наше Государство?