А другой?
— Это была женщина. Без шляпы. С виду — горничная… Кажется — хорошенькая… Рыжеволосая…
— Что? Ты говоришь — рыжая?
— Да.
В одно мгновение господин Ленорман повернулся, через четыре ступеньки сбежал вниз по лестнице, промчался через двор и выскочил на набережную Орфевр.
— Стойте! — крикнул он.
Экипаж «виктории», запряженный двумя лошадьми, удалялся. Экипаж госпожи Кессельбах… Но кучер услышал и придержал коней. Господин Ленорман живо вскочил на подножку.
— Тысячу раз простите, мадам, ваша помощь совершенно необходима. Позвольте, прошу, доехать с вами… Но надо спешить… Гурель, где моя машина… Отослал?.. Тогда давайте другую, любую…
Они разбежались, каждый в другую сторону. Прошло, однако, не менее четверти часа, пока привели арендованный автомобиль. Господин Ленорман кипел от нетерпения. Госпожа Кессельбах, стоя на краю тротуара, пошатывалась, держа флакон с нюхательной солью…
Наконец они сели в машину.
— Садись с шофером, Гурель; гоните прямо в Гарш.
— Ко мне? — с удивлением воскликнула госпожа Кессельбах.
Шеф Сюрте не отвечал. Он высовывался в окно, размахивал своим удостоверением, называл себя регулировавшим движение постовым. Только выехав к Кур-ла-Рену, он снова сел и промолвил:
— Умоляю, мадам, отвечайте на мои вопросы прямо. Видели ли вы мадемуазель Женевьеву Эрнемон сегодня, к четырем часам дня?
— Женевьеву? Да, я как раз одевалась, чтобы ехать в город…
— И о той заметке, объявлении в «Газете» насчет Штейнвега, вам сообщила она?
— Действительно.
— Тогда вы и приняли решение посетить Сюрте?
— Да.
— Во время разговора с мадемуазель Эрнемон вы были одни?
— Ей-богу… Не помню уже… а что?
— Постарайтесь вспомнить… не было ли в комнате одной из ваших горничных?
— Возможно… Поскольку я одевалась…
— Как их зовут?
— Сюзанна… И Гертруда…
— Одна из них — рыжая, не так ли?
— Да. Это Гертруда.
— Вы знаете ее давно?
— Ее сестра всегда мне служила… Да и Гертруда у меня уже несколько лет… Это сама честность, сама преданность…
— Короче говоря, вы за нее отвечаете?
— О! Абсолютно!
— Тем лучше… Тем лучше…
Было семь часов с половиной, яркость дневного света начала смягчаться, когда машина прибыла к подъезду дома уединения. Не заботясь более о своей спутнице, господин Ленорман бросился к консьержке.
— Горничная госпожи Кессельбах недавно вернулась, не так ли?
— Кто? Горничная?
— Да, Гертруда, одна из двух сестер.
— Но она, по-моему, и не выходила из дому, мсье, мы не видели, чтобы она выходила.
— Но кто-то ведь только что вернулся!
— О, нет, мсье, мы никому не открывали двери с… С шести часов вечера.
— И, кроме этой двери, других выходов нет?
— Никаких. Участок со всех сторон окружен стеной, и она очень высока.
— Мадам Кессельбах, — сказал господин Ленорман, — пройдемте в ваш флигель.
Они направились туда втроем. Госпожа Кессельбах позвонила в дверь. Появилась вторая из сестер, Сюзанна.
— А Гертруда дома? — спросила госпожа Кессельбах.
— Конечно, мадам. Она в своей комнате.
— Попросите ее прийти к нам, мадемуазель, — велел шеф Сюрте.
Минуту спустя Гертруда спустилась, приветливая и грациозная в своем белоснежном переднике, украшенном вышивкой. Ее личико, действительно — довольно красивое, было обрамлено рыжей шевелюрой.
Господин Ленорман долго и молча всматривался в нее, словно для того, чтобы проникнуть в глубину мыслей, минуя невинные глазки. Но спрашивать ни о чем не стал. Минуту спустя он сказал просто:
— Спасибо, мадемуазель, все в порядке. Пошли, Гурель.
Он вышел вместе с бригадиром. И уже проходя по темным аллеям сада, заявил:
— Это была она.
— Вы думаете, шеф? Она выглядела такой спокойной!
— Чересчур спокойной.