Он просто расставлял все по местам. Вот чудаковатый Ма-скувен на службе, в конторе Пру и Друэна; вот он же дома, на Вогезской площади, или у графини на улице Пирамид...
- Большой ребенок. Не подберу другого слова, господин комиссар.
Проводит дни, слоняясь по улицам, домой возвращается только поесть. Но совершенно безобиден, уверяю вас...
Безобиден! Слово поразило Мегрэ, и он глянул на Ле Клоагена. Пот на лбу старика высох, и он сидел, безучастный к происходящему. Чего он боялся? И почему опять стал невозмутим, вернее, ко всему безразличен?
За дверью вновь заскреблись, и г-жа Ле Клоаген громко объявила:
- Войдите, Жизель... Позвольте представить вам мою дочь. Она особенно остро переживает состояние отца. Вы должны меня понять. Когда она принимает подруг...
Почему Жизель тоже так плохо одета и у нее такой ледяной вид?
Капельку мягкости, и она была бы просто мила. Но рукопожатие у нее мужское, ни улыбки, ни намека на любезность. Во взгляде, которым она удостоила старика, одна беспощадная враждебность.
Именно она бросила ему тоном, каким говорят с лакеем:
- Ступайте разденьтесь.
- Представляете, Жизель, - пояснила ей мать, - сегодня днем ваш отец отправился к гадалке, а там как раз произошел скандал...
Странно, однако, звучит слово "скандал" применительно к убийству!
Очевидно, для обеих женщин жизнь и смерть мадмуазель Жанны ровным счетом ничего не значат. Их волнует одно что Ле Клоаген оказался на месте преступления, его увезли на набережную Орфевр, и теперь комиссар...
- Крайне огорчен, что вынужден вас беспокоить, сударыни, но в данных обстоятельствах я был бы счастлив заглянуть на минутку в комнату господина Ле Клоагена.
- Жизель? - вопросительным тоном выдохнула г-жа Ле Клоаген.
Девушка опустила ресницы, что, без сомнения, означало: комната в порядке.
Чтобы попасть туда, пришлось пройти через удобную столовую, потом через спальню хозяйки дома, обставленную довольно красивой старинной мебелью. Мегрэ отметил, что в квартире нет настоящей ванной - только туалетные комнаты с давно не менявшимися обоями и полом, покрытым кусками старого линолеума.
- Спальня служит моему мужу и кабинетом, - заранее предупредила женщина. - Из своих странствий он вынес вкус к простоте, предельной простоте.
Ого! Почему засов снаружи, а не изнутри, что было бы куда логичней!
Неужели старика запирают?
Интуиция Мегрэ и тут нашла подтверждение у привратницы.
- Да, мсье. Когда у этих дам прием, беднягу запирают - так они боятся, чтобы он ненароком не появился. А когда он опаздывает к обеду, его в наказание день-другой держат под замком.
Комната, скорее кабинет, нежели спальня, выходила не на бульвар Батиньоль, а в узкий и мрачный двор. А так как стекла помутнели от времени, свет проникал в помещение совсем скупо.
С потолка прямо на проводе свешивалась пыльная двадцатипятисвечовая лампочка. Железная койка. Трехногий умывальник, рядом, на полу, выщербленный кувшин. В углу - предмет, который и дал основание торжественно именовать эту дыру кабинетом, - монументальное бюро черного дерева, слишком громоздкое для комнаты и, несомненно, купленное по случаю на какой-нибудь распродаже.
Ле Клоаген бесшумно вернулся к себе и теперь молча ждал, как ждет наказания школьник. Скоро Мегрэ уйдет, и тогда.