Работа связиста на первый взгляд очень легкая: лежи себе, да слушай. Вот только контрольное слово каждый раз было новое. Надо было вслушиваться во все разговоры и шумы и вылавливать это слово. Но Марку никогда не везло. Вот пару лет назад его сосед услышал "ночь" и получил бонус. А Марку не удавалось услышать контрольное слово ни разу.
Эта работа была даже труднее прежней, потому что приходилось постоянно напрягать слух. Когда во что-то начинаешь вслушиваться, звук усиливается, потом очищается, но если ничего интересного, то опять постепенно затухает, а ты ищешь другой разговор, другие шумы, приближаешь их, как будто рассматриваешь и снова отбрасываешь.
Поэтому его снабжение было поднято на один уровень. А еще если услышать контрольное слово — то бонус. Хорошая работа. Нужная.
Конечно, компьютеры могли сами процеживать эфир, но работа связиста создавала занятость для населения. А уровень снабжения показывал, что это не простая работа, а очень полезная для общества.
В следующую пятницу Марк пошел в школу. Она ничем не отличалась от старой. Так же расположены кабинеты, похожие учителя, похожие улыбки и рассказы о новом ученике, который, вы проследите обязательно, чуть отстал вот в этом месте, но зато, какой молодец, вот тут читал даже больше, чем по программе. Ему дали графики вхождения в график для сына. Чтобы не опережал и не отставал от других.
В конце, как обычно, Марк спустился в маленький кабинет школьного психолога. Психолог тоже был как в старой школе — плечистый крепкий мужик в строгом сером костюме. Он задавал такие же вопросы, что-то записывал, а в конце, вернее, когда Марк думал, что уже конец разговора, предложил прочитать сочинение сына.
"Сашка разбегалась, отталкивалась самыми кончиками пальцев, и взлетала, широко расставив руки, а ноги, наоборот, плотно сжав вместе. Потому что если ноги будут болтаться, то сразу сверзишься, и тогда — синяки и шишки, которых и так хватает.
Началось это давно, в самом начале лета. Она тогда вышла в степь, которая ковылем колыхалась под полынной горечи ветром, вдохнула, потянулась, и завопила ни с того, ни с сего:
— Дывлюсь я на нибо, тай думку згадаю: чому я не сокил, чому не летаю…
— Курица ты, а не сокол, — заорали в ответ хором братья-близнецы Петька и Пашка, караулящие с банкой тарантула у черной дырки в песчаной почве. — Курица! Чего орешь? Пауков всех перепугала!
— Тю на вас два раза, — ответила она Пашке и Петьке и понеслась стремглав, поднимая белые облачка пыли из-под босых ступней, все выше и выше, на кручу, под которой сразу обрыв. Встала на краю, расставила руки, растопырила пальцы, ловя ветер всем телом. А он налетел, закрутил подол ситцевого сарафана в голубых цветочках вокруг побитых исцарапанных коленок, засквозил вдруг снизу, раздувая парашютом и вылетая между худых ключиц прямо в нос…
— Но-но-но, — погрозила сурово пальцем Сашка. — Без глупостей!
Бабушка научила ее обращаться с ветрами. Ветры — они почти такие, как Петька и Пашка. Они капризные и немножко дурные. С ними надо, как с малыми детьми, потому что если они рассердятся по-настоящему, то тут уж держись. Тогда хоть на улицу не выходи — задерут подол, опозорят перед всем селом, нахлобучат воронье гнездо на голову, кинут песком в глаза, подкатят перекати-поле под ноги… А мальчишкам только того и надо. Вот и будут стоять и смеяться.
Но если подружишься с ветрами, если полюбишь их, пусть даже как маленьких мальчишек, неразумных и обидчивых пока, то они могут сделать такое…
Сашка тянется вверх всем телом. Туда, где почти белое в зените небо, где невидимый жаворонок, где гуляют ветры даже в самую жару.
Потом она срывается с места и бежит вниз.
Быстрее, еще быстрее, еще быстрее!
Отталкивается самыми кончиками пальцев и взлетает вверх с радостным визгом — девчонка!
…
— Чего это у вас? — спросят осторожно дачники у местных.
— Да это Сашка скаженная опять летать взялась, — даже не поднимая голов, ответят хором Петька и Пашка, сидящие с банкой у черной дырки в земле.
Некогда им голову поднимать. Они тарантула ловят в банку. Потом будут мухами его кормить и пугать девчонок.
А наверху в бледно-голубом сарафане, растопырив руки в стороны и плотно сжав ноги, как русалкин хвост, нарезает над селом круги Сашка, смотря веселым черным глазом на дачников, на братьев-близнецов, на колодец, на овраг, на трактор дяди Васи, на крыши, на крыльцо, с которого, прикрыв ладонью-козырьком глаза смотрит на нее бабушка."
— Что это?
Вопрос хотел задать Марк, но прозвучал он из уст школьного психолога. Психолог смотрел на него и постукивал пальцами по столу, как будто играл на пианино.
— Это что? — он повторил вопрос.
— Сочинение? — неуверенно спросил Марк.
— То есть, вы не читали это? — психолог выделил слово "это" голосом и еще поднял как бы в удивлении брови. Мол, как же вы, отец, не читали, что сын сдал в школе?
— Мы только что переехали…
— Ну да, ну да… Конечно. Новая работа. Много времени занимает, да? Проезд далеко, так? Не успеваете проследить?
Марк понял, что попался. Потому что и работа была рядом с домом, и школа — рядом, и заканчивалась работа, как всегда, в пятнадцать ровно. И с сыном общался… Что ж ты, Женька… Что же ты такое странное написал? Это же не по предмету…
— Надеюсь, мы поняли друг друга? — прервал молчание психолог.
— Да, я сегодня же разберусь.
— А в понедельник зайдите, поговорим, хорошо? — он уже радушно улыбался, отмечал в календаре дату и время. — Буду ждать. Очень интересно…
Дома Женька непонимающе смотрел на взвинченного, раскрасневшегося, но не теряющего выдержки отца:
— Пап, но ты же говорил, что фантазия — это полезно! Вот я и нафантазировал немного. Сашку — она вроде как моя старшая сестра…
— У тебя есть сестра. Ее зовут Викторией.
— Ну, пап… Она же намного старше. Ей со мной не интересно. Я — маленький. Вот я и придумал себе Сашку.
Да, сын был совсем маленький. Он, похоже, не понимал. Значит, надо объяснить.
— Понимаешь ли, сын… Фантазии бывают полезные, бывают бесполезные. И бывают вредные. Давай будем разбираться.
— Давай, — вздохнул Женька.
***
— Ну, зачем вы так?
Сашка, красная то ли с мороза, то ли от волнения, вбежала с улицы прямо в комнату, остановилась на пороге и теперь чуть не кричала родителям, сидящим за столом:
— Зачем вы так? Вот вы уедете, а мне тут еще учиться! Что я вам такого сделала?
Голос дрожал и срывался.
— Саш, в чем дело? — спокойно спросил отец, отрываясь от экрана, на котором шел какой-то старый фильм.
— В чем дело? В чем дело? — она чуть не плакала от злости. — А надо мной уже все село скоро будет смеяться! Братика, кричат, себе выдумала… Петька с Пашкой теперь совсем задразнят… Зачем вы?
— Да мы же просто разговаривали с соседями и друзьями. Со своими друзьями… Просто рассказывали им, как гордимся тобой. Что учитель тебя хвалил…,- вмешалась мама.
— Хвалил? Он — хвалил? А вы… Вы…,- она все-таки расплакалась от обиды и злости одновременно, вытирая глаза рукавом пальто.
— Ну, чего ты блажишь? — подошла сзади из кухни и чуть приобняла теплыми, пахнущими луком, руками бабушка. — Чего ты, Санька, шумишь тут на весь дом? Чего кричишь? На своих родителей кричать нельзя.
— Да? Им, значит, все можно… А мне — нельзя? Они — меня… А я… Да ну вас всех!
У Сашки перехватило горло. Слов не хватало. Она махнула рукой, вывернулась и под бабушкиной рукой, чуть даже толкнув ее, выскочила в темноту холодных сеней, хлопнув напоследок от души дверью. Только она не хлопнулась и не стукнулась. Двери в доме были хорошие, тяжелые. Эта плавно закрылась с тихим щелчком, и Сашка оказалась в полной непроглядной темноте.
Она не боялась темноты, потому что знала всё про тех, кто может попытаться напугать ее. Когда пугают — это не страшно. Бабушка давно объясняла Сашке, что пугаться надо не тех, кто пугает, а тех, кто может сделать что-то нехорошее. Ударить, например. А кто кричит да замахивается, кто просто с криком из-за угла выскакивает — они вовсе и не страшные. Так и те, что бегают в тени — они тоже могут только пугать. А сами-то они маленькие, как кошки.
Вот как раз кошки и не страшные. Они ласковые и теплые. И могут видеть в темноте. А Сашка — не кошка. И в темноте видеть не может. Поэтому она пошла вперед, держа перед собой правую руку. А левой она пыталась что-нибудь нащупать. Но по сторонам далеко ничего не было. Как будто в большом зале стоит, а не в сенях сельского дома.
Шаг вперед, осторожно трогая пол перед собой носком мягкого валенка. Второй.
— Ой! — ладонь неожиданно ткнулась в мокрое и горячее. Настолько неожиданно, что Сашка чуть не завизжала во все горло, но вспомнила, что те, кто пугает — не страшные на самом деле.