Червь ударил головой в другую сторону и героическим усилием вытолкнул на арену еще пару футов своего смрадного тела. Следующим ударом разъяренная тварь вполне могла разнести вдребезги нашу надежду на спасение. Арка заколебалась, по колоннам побежали трещины.
Саня кинул в нашего врага пистолеты, кинул бесполезный арбалет Брудо, кинул сумку, но червь даже не заметил, что ему оказали сопротивление. Я без конца щелкал зажигалкой, но проклятый кремень намок, и из-под колесика вырывались лишь жалкие искры.
— Боря, он лезет! Бернар, скорее!
И тут заговорил обер-егерь. Я услышал его жалобное бормотание, но в запале не сразу осознал, кто еще зовет меня по имени.
— Бернар, внутри, под курткой.
Последний выстрел вспыхнул, осветив зубы и полуоткрытую пасть червя. Из дыр, оставленных пулями в тупой акульей морде, густо текла кровь.
— Брудо? Ой, то есть, Ваша глубокочтимость! Как замечательно, что вы очнулись!
Червь шлепнул ластой по каменной плите. Порода под ногами застонала и загудела. Затем раздался шлепок второй лапы-ласты. Наверное, мы застали обитателя Мхорага где-то посредине цепочки превращений. Он почти порвал с компанией рыб, дышал уже не жабрами, а легкими, но еще не развил в должной степени конечности для передвижения по суше. И, кроме того, червь был слишком тяжел. Его собрат или детеныш, гораздо меньших размеров, отирался на глубине, где-то поблизости. Он имел гораздо больше шансов догнать нас на берегу, чем тяжеловесный «папаша», но боялся ожогов.
— Очнулся. Немного не вовремя, ты не находишь? — Обер-егерь попытался рассмеяться, но сломанные ребра превратили его смех в плаксивое кудахтанье. — За пазухой... кха-кха... сухое огниво...
Я запустил отрядному руку за пазуху, между кольчугой и промокшей шерстяной рубахой. Мешочек пришлось рвать зубами, пока я не сообразил использовать нож. Огниво нисколько не промокло, но я не умел им пользоваться, чиркал снова и снова, но без толку.
Червь лязгнул зубами, мне в лицо полетела вонючая слизь. Арка затрещала, мостовая между колонн проседала на глазах.
— Борька, факел!
И вдруг огниво сработало. Крохотный язычок пламени набросился на просмоленную паклю, факел вспыхнул и отразился в ближнем серебряном тазике. Медленно, невыразимо медленно сноп золотистого света поплыл из одного зеркала в другое.
Прямо на меня надвигался розовый зев, почти идеально круглый, как турбина самолета. Я закрыл глаза, чтобы не закричать, когда челюсти начнут смыкаться. Дядя Саня обнял меня, другой рукой прижимая к себе Брудо.
Кажется, мы завопили хором и продолжали вопить до тех пор, пока наш крик не отразили сухие своды одной из башен замка. Магические зеркала действовали исправно. Потом выяснилось, что нас выкинуло очень далеко от «бивуака», в противоположной, южной башне, но мы находились в таком состоянии, что прошагали бы играючи десятки миль.
Мы потеряли Гвидо, но спасли обер-егеря. Мы думали, что все закончилось, но сильно ошиблись.
Желтая паутина
Анка убеждала себя, что не станет бросаться Бернару на шею. Однако стоило обоим фэйри появиться в дверях, как она вспыхнула, ахнула и побежала, не помня себя. Она Целовала его провонявшие дымом, потом и еще какой-то гадостью волосы, вокруг все горланили и суетились, а Бернар впервые за долгое время вел себя как прежде, не задавался и не корчил генерала. Он уткнулся ей губами в ухо и шептал всякие нежности на своем смешном русском языке, растягивая и заставляя дрожать гласные.
Младшая была почти счастлива. Она даже ужаснулась этому нечестному ощущению невесомости, когда Улыбка неудержимо растекается по лицу, слезы льются, и ничего умного не приходит в голову. Но счастье не могло быть честным, пока они не нашли Старшего.
Пока Валька в беде, нельзя радоваться.
Анка повторяла себе, что неприлично так себя вести, но не могла сдержаться.