Я рассчитала, что раньше среды вы не соберетесь убивать меня; и, как ни хотелось мне пережить мгновение заключительного страха, мой ревнивый друг не позволяет мне этого маленького наслаждения… Словом, уже два дня я нахожусь с ним в одном из тихоокеанских сальваториев: говорят, под толщей воды безопасней всего!(Чтение письма прерывается могучим стоном м-ра Мак-Кинли, который искренне полагает себя ограбленным.) Сожалею также, дорогой, что не успела уплатить вам свой безумный проигрыш на скачках: мой друг торопит меня, а оставлять деньги в пустой квартире я не имею привычки, чтобы не развращать прислугу. Но я дала распоряжение адвокату, и вы можете взять себе в возмещение и благодарность оставленную мне мужем единственную в мире коллекцию подков…
Раздирающий мужской вопль душевной скорби и обманутых вожделений оглашает квартиру, после чего м-р Мак-Кинли опускается на кровать и разражается почти детскими слезами о жестоко поломанной игрушке.
Диктор. Какая досада в самом деле!.. И главное, кто же он, твой соперник, кто? Тот проповедник со сладким голосом и вставными зубами?.. смазливый коммивояжер, который однажды подозрительно переглянулся с м-с Шамуэй на церковной паперти?.. нахальный официант с глазами, как вишня в мадере?.. или боксер, на которого она целый вечер поглядывала, как девчонка на лакомство?
Все эти возможные соперники чередой проходят на экране и в памяти м-ра Мак-Кинли. Вслед за тем он вскакивает и с безумной энергией, навзрыд выкрикивая, почему-то по-французски, “канайи”, “канайй”, что означает в переводе “мошенница”, “каналья”, начинает образцовый погром в квартире обманщицы. Он проходит вихрем по квартире, опрокидывает зеркало, топчет интимные дамские принадлежности беглянки, каминными щипцами протыкает господина в жокейском кепи, приводит в непоправимый беспорядок коллекцию подков, сокрушает своим топором ценный диван… Потом стоит с опущенными руками, истерзанный и постаревший, в позе крайнего утомления, — ограбленный грабитель.
Весь тот гиблый, черный свой день м-р Мак-Кинли дотемна проводит на улице. Это первый прогул в его жизни… То и дело он оказывается в самых неподходящих местах, откуда его выдворяют не всегда вежливо. Наполовину уже бродяга, он ест пирожок в сквере. Дремлет, прислонясь к мачте с проводами высокого напряжения. А то, подобно пьяному, виснет на перилах набережной, зачарованно смотрит с виадука на соблазнительный, грохочущий под ним в этот час поезд.
Настроению м-ра Мак-Кинли вполне соответствует и погода: холод, слякоть, дождь. Уж вечер, и м-р Мак-Кинли бредет наугад по парку, сквозь усилившийся к ночи туман. Его никто нигде не ждет, он не нужен никому на свете, так что у него уйма свободного времени. Навстречу ему попадаются лишь такие же отчаявшиеся искатели шальной удачи и, взглядом оценив по достоинству шансы на ничтожный от Мак-Кинли барыш, тают за спиной в плывучей мгле.
Только ветер, неотступный покровитель бродяг, волочит за м-ром Мак-Кинли кучу палой листвы — постель бездомных. Порою листья с дружным шелестом перегоняют его и ждут впереди, чтобы дальше тронуться вместе. Неразличимые в отдельности, они сливаются в сплошное грязное пятно, за исключением лишь одной, белеющей поверх вороха, непонятной пока бумажки. Остается впечатление, что последняя в особенности ластится к м-ру Мак-Кинли, непременно хочет пригреться в тепле его ладони. Вот он дремлет — и она терпеливо ждет возле его ботинка, двинется в путь — она не отстает.
Потом происходит сюжетно обоснованное, потому что с последующей отменой, чудо. М-р Мак-Кинли замечает наконец и поднимает неотвязную: билет государственной лотереи!.. И м-р Мак-Кинли устремляет благодарный взор к непогодному небу.