- В чем же это проявилось? - спросил Шугалий с интересом.
Олена Михайловна задумчиво потерла щеку.
- Мужчины либо грубеют, либо становятся самовлюбленными, - сказала она, будто пожаловалась.
- А конкретнее?
- Роман был красивым юношей... А теперь - владелец типографии, ответила неопределенно, но Шугалий понял, что именно она имела в виду. - У него трое детей и кондиционер в доме. Настоящий хозяин. - Это было сказано с раздражением, а может быть, с завистью?
Шугалий задумчиво переспросил:
- Трое детей, говорите? И дети уже, должно быть, взрослые ?
- Взрослые, - ответила Олена Михайловна, и ее лицо сделалось вдруг жалким и совсем старым. - А у нас - один Олекса.
Шугалий помолчал. Сказал бодрым тоном:
- Ничего, скоро придется вам с внуками возиться.
- Дай-то бог! - вырвалось у женщины, и капитан сочувственно посмотрел на нее, поняв, сколько неистраченного душевного тепла сохранилось у нее.
- Нельзя ли осмотреть дом? - попросил он.
Олена Михайловна сразу и с явным облегчением встала.
- Я приготовлю вам кофе, - сказала она. - Или, может быть, хотите есть? Так накормлю обедом.
- Спасибо, уже обедал в чайной, - отказался Шугалий. - А кофе выпью с удовольствием.
- Говорят, в нашей чайной неплохо готовят. - Олена Михайловна остановилась в прихожей. Тут стояла вешалка для верхней одежды; у зеркала, занимавшего едва ли не треть стены, примостилась тумбочка с телефоном; рядом - низкое удобное креслице. - Но такого кофе, как у нас, - продолжала женщина, - в Озерске не попробуете. Проходите в гостиную, я сейчас.
Капитан вошел в большую комнату, на которую указала Олена Михайловна. У ветврача и его сестры был неплохой вкус, в гостиной это сразу бросилось в глаза. Мебели мало: сервант, стол со стульями, тахта, широкие и глубокие кресла перед журнальным столиком - собственно, все. Но красочные шторы удивительно гармонировали с таким же веселым ковром почти на весь пол, а стены украшали акварельные пейзажи, вставленные в легкие дубовые рамки.
На большинстве акварелей было изображено озеро: камыши и чистая вода за ними, грозовые тучи над берегом, солнце отражается в зеркале озера и черная точечка лодки в уголке. Шугалий не очень-то разбирался в живописи, но рисунки понравились ему, были в них чувство, непосредственность и влюбленность в природу. И краски ласкали глаз.
Шугалий догадался, кто писал акварели, и громко спросил Олену Михайловну, гремевшую в кухне посудой:
- И как это вас хватает на все? Хозяйство, цветы, живопись...
На кухне воцарилась тишина.
- А-а, - ответила она негромко, но Шугалий отчетливо слышал каждое слово. - Олекса уже шесть лет во Львове, а мы с Андрием... - Она вдруг всхлипнула; Шугалия даже удивляла ее подчеркнутая сухость и выдержка, но вот не выдержала и всхлипнула, очевидно, потому, что была в кухне одна, в присутствии капитана скрыла бы свои истинные чувства - была женщиной сильной, с твердым характером и в то же время натурой эмоциональной и страстной: разве черствый человек сможет так тонко чувствовать природу и воссоздавать ее в своих рисунках?
Ветер гнул за окнами деревья: Шугалий стоял у окна, видел, как трепещет листва, и вдыхал острый запах кофе...
Олена Михайловна принесла полный кофейник и две маленькие чашечки, поставила на журнальный столик. Шугалий свободно вытянулся в кресле, а она примостилась на диване с ногами, сбросив туфли, совсем по-домашнему, видно, это было проявлением доверия с ее стороны и свидетельствовало о непосредственности натуры. Капитан был приятно удивлен.
Шугалий отхлебнул глоток и правда вкусного кофе и спросил:
- Вы когда-нибудь работали, Олена Михайловна?
Женщина поболтала серебряной ложечкой в чашечке, подняла глаза.
- Когда-то окончила кулинарный техникум, - ответила она, - работала в столовой рыбзавода, но Андрий заставил бросить. А теперь зовут шеф-поваром в чайную, и придется идти. Ребенка надо поддерживать.
- Какого ребенка? - не понял Шугалий.
- Олексу во Львове...
- Он - ребенок? - засмеялся капитан.
- Совсем еще ребенок, - уверенно подтвердила она, и Шугалий понял, что вряд ли кто-нибудь переубедит ее.
- Вам нравится Нина Бабинец? - спросил он.
- Девушка как девушка. Современная. - Олена Михайловна доброжелательно улыбнулась, но в последнем слове Шугалий все же уловил негативный подтекст. - Я не возражаю. Андрий, правда... - запнулась она.
- Был против? - Олена Михайловна не ответила, но Шугалий не обратил на это внимания. - Ваш брат никуда не отлучался после отъезда Стецишина? спросил он.
- Нет.
- Разговаривал по телефону?
- Кажется, нет. Вечером я поливала цветы и могла не услышать.
- Говорил, что собирается на рыбалку?
- Рано лег спать. В десять его окно уже не светилось. А утром его разбудил Чепак.
- Кто? - Шугалий поставил чашечку, чтобы не расплескать кофе. - Какой Чепак?
- Северин Пилипович, ветфельдшер. Помощник Андрия. Он тут в конце улицы живет.
- Когда это было?
- Около пяти. Уже рассвело. Я еще дремала, но услышала звонок, а потом голос Северина Пилиповича.
- Где ваша комната?
Олена Михайловна показала на прихожую, откуда на второй этаж вела деревянная лестница.
- Там моя и Олексы комнаты.
Шугалий еле скрыл волнение. О Чепаке он услышал впервые. Лейтенант Малиновский оказался настоящим растяпой, и Шугалий мысленно обругал его. Правда, лейтенант говорил о каком-то соседе, который заглядывал к Завгородним на рассвете. Капитан недоверчиво переспросил:
- Из вашей комнаты слышно, что делается тут?
- Конечно.
- И вы уверены, что это был Чепак?
- Кто же еще? Хриплый голос, да и о корове говорил...
- О какой корове?
- Наверно, о больной. Я не прислушивалась, еще спала, и просыпаться не хотелось.
- Они ушли из дому вместе?
- Может быть.
- Прошу вас припомнить. Это очень важно.
- Заснула я сразу. Да, вероятно, ушли, - слышала, как стукнула калитка.
Шугалий на несколько секунд задумался. Вдруг Олена Михайловна сказала:
- Кажется, ошибаюсь. Возможно, Андрий остался, или это во сне слышала его шаги? - потерла пальцами виски. - Нет, не могу утверждать с уверенностью.
- Почему не сказали лейтенанту Малиновскому о Чепаке?
- Сказала, однако он не обратил внимания. Северин Пилипович часто бывал у нас.
- Но ведь так рано...
- Иногда и ночью.
- Да, у ветеринаров жизнь беспокойная. А не пошли ли они рыбачить?
- Андрий на спиннинг ловил, а на него не всегда поймаешь. Северин Пилипович - человек практичный и свое время ценит. Он спиннингом не балуется.
Шугалий подумал, что этот аргумент не очень убедителен, но промолчал.
Чепак! Кто такой Чепак, и не связан ли его утренний визит с приездом Романа Стецишина? Но тогда Стецишин должен был видеться с Чепаком. Тем более что живет ветфельдшер почти рядом.
Спросил:
- Чепак давно в Озерске?
- Видно, и родился здесь.
- Стецишин знает его?
- Почему бы не знать? Тут все знают друг друга.
Конечно, мог и забыть - родных иногда забывают, а чужих... - Олена Михайловна отпила кофе и сказала неожиданно, без всякого перехода: - А вы зря Чепака подозреваете, он порядочный человек, сами узнаете, когда освоитесь тут. Все равно что Олекса пришел бы или я сама.
Шугалий кивнул, хотя Олена Михайловна не убедила его. Сколько было случаев, когда на вид самые порядочные люди оказывались негодяями и даже преступниками, - он привык верить только фактам, проверять факты, взвешивать факты и делать из них выводы.
Напомнил:
- Вы обещали показать мне дом.
- У нас нет замков.
- Но...
- Ну, хорошо, пойдемте на второй этаж.
Винтовая деревянная лестница с резными перилами вывела их в небольшую прихожую с двумя дверями.
Олена Михайловна открыла их.
- Вот эта - моя, - ткнула пальцем направо, - а северная - Олексы. Прошу сперва ко мне, - она пропустила капитана и остановилась в дверях. Видно, вторжение малознакомого человека не очень понравилось ей: нетерпеливо постучала кончиками пальцев по косяку и сказала прямо: - Я не принимаю гостей, и тут у меня... Не выношу любопытных.
- Но ведь я здесь вовсе не из любопытства, - немного обиделся Шугалий.
Он остановился посреди комнаты, осматриваясь вокруг. Шкаф, трюмо, простая кровать и фотографии на стенах. Много фотографий, простых, любительских, но увеличенных и отпечатанных на хорошей бумаге, и портретов, сделанных профессионалами.
Большое фото мальчика в матроске с испуганными глазами, чуть сбоку тот же мальчик уже в школьной форме, а напротив двери, наверно, уже студентом - на мотоцикле, в шляпе и в перчатках с раструбами.
Сама Олена Михайловна - девушкой и в зрелом возрасте. Она и правда была красавицей. Но со всех фотографий смотрела грустно, словно не видела в жизни ничего веселого, сказочная царевна Несмеяна.
Только на одном снимке Олена Михайловна улыбалась: стояла рядом с братом и держала на руках маленького Олексу; смотрела на него нежно, и, если бы Шугалий не знал, что мать Олексы умерла во время родов, мог бы подумать, что на фото изображена счастливая супружеская пара с ребенком.