— Но как такое может быть? Они же знали, что участвуют в экспериментах по изменению поведения. И когда начали вести себя, как не вели никогда раньше…
Она подняла руку, останавливая его:
— Вилли Хоффриц, возможно, давал им постгипнозные директивы, запрещающие каждой девушке рассматривать возможность того, что он несет ответственность за изменения в их поведении.
Мысль о том, что мозгом так легко манипулировать, не на шутку напугала Дэна.
* * *
Мелани протиснулась мимо Эрла, в два шага оказалась на середине спальни, остановилась. Покачнулась, чуть не упала. Вновь начала колошматить себя, словно чувствуя, что заслуживает наказания, или стремясь изгнать какую-то черную душу из своей, предавшей ее плоти.
Подойдя ближе, Лаура, выбрав момент, обняла дочь, притянула к себе, стараясь прижать руки к бокам.
Но, даже лишившись возможности бить себя руками, Мелани не успокоилась. Принялась пинаться и кричать.
Эрл Бентон надвинулся на девочку сзади, зажав ее между собой и Лаурой, чтобы она не могла пошевелиться. Ей оставалось только кричать, плакать и пытаться вырваться. В таком положении все трое оставались минуту-другую. Лаура продолжала уговаривать девочку успокоиться, и Мелани в конце концов перестала сопротивляться. Мешком обвисла между ними.
— Она угомонилась? — спросил Эрл.
— Думаю, да, — ответила Лаура.
— Бедная малышка.
Мелани выглядела так, будто совершенно вымоталась.
Эрл отступил на шаг.
Став покорной, Мелани позволила Лауре довести ее до кровати.
Села на краешек.
Из глаз продолжали катиться слезы.
— Крошка, ты в порядке? — спросила Лаура.
— Она открылась, — ответила девочка, ее глаза снова остекленели. — Она снова открылась, открылась полностью. — И в отвращении содрогнулась.
* * *
— А пятая девушка? — спросил Дэн. — Та, которая после его побоев попала в больницу. Как ее звали?
Коренастая психологиня отошла от окна, за которым сумерки стремительно сменялись ночью, вернулась к своему столу, плюхнулась на стул, словно эти неприятные воспоминания отняли у нее больше сил, чем долгий рабочий день.
— Не уверена, что могу вам сказать.
— Я считаю, что должны.
— Вторжение в личную жизнь и все такое.
— Полицейское расследование и все такое.
— Конфиденциальность отношений врач—пациент и все такое, — упорствовала Мардж.
— Да? Девушка была вашим пациентом?
— Я несколько раз приходила к ней в больницу.
— Слабенький аргумент, Мардж. Слова, конечно, правильные, но аргумент слабенький. Я приходил к моему отцу каждый день, когда он лежал в больнице после коронарного шунтирования, но не уверен, что такие визиты дают мне право называть себя его врачом.
Мардж вздохнула:
— Просто бедняжка так настрадалась, и теперь, по прошествии четырех лет, снова втягивать ее…
— Я никуда не собираюсь ее втягивать и ворошить прошлое перед ее новым мужем и детьми, — заверил ее Дэн. — Я, возможно, выгляжу большим, тупым и грубым, но на самом деле я — тонко чувствующая натура и умею не привлекать лишнего внимания.
— Вы не выглядите тупым или грубым.
— Благодарю.
— И вы выглядите опасным.
— Я сознательно поддерживаю этот образ. Помогает в моей работе, знаете ли.
Какое-то время она еще мялась, потом пожала плечами.
— Ее зовут Реджина Саванна.
— Вы шутите.
— Стала бы Ирматруда Гелькеншеттль шутить с именами других людей?
— Извините, — он записал «Реджина Саванна» в маленький блокнот. — Вы знаете, где она живет?
— Когда это все случилось, Реджине оставалось два года до диплома. Она жила в большой квартире вне кампуса в Уэствуде с тремя другими студентками.
— Что произошло после того, как девушка выписалась из больницы? Она ушла из университета?
— Нет. Закончила учебу, защитила диплом, хотя в университете хватало людей, которые хотели, чтобы она перевелась в другое учебное заведение. Они чувствовали, что ее присутствие позорит ЛАКУ.
Дэн удивился:
— Позорит? Я-то думал, все обрадовались тому, что она поправилась, физически и психически, и может учиться дальше.
— Дело в том, что она продолжала встречаться с Хоффрицем.
— Что?
— Потрясающе, не так ли?
— Она продолжала встречаться с ним, после того как его стараниями попала в больницу?
— Совершенно верно. Более того, Реджина написала мне письмо, как заведующей кафедрой, в котором защищала Хоффрица.
— Святой боже!
— Она отправила точно такие же письма президенту университета и многим членам комиссии по этике. Сделала все, что было в ее силах, чтобы Хоффрица не выгнали с работы.
Дэну вновь стало не по себе. Он полагал, что пронять его не так-то просто, но от всей этой истории с Хоффрицем у него похолодело внутри. Если Хоффриц мог до такой степени подчинить себе Реджину, не хотелось даже думать о том, чего добились он и Дилан Маккэффри, объединив свои демонические таланты. И ради какой цели они превратили Мелани практически в растение?
Дэн более не мог усидеть на месте. Поднялся. Но кабинет был маленький, а он — мужчина крупный, так что покружить по кабинету не было никакой возможности. Вот он и остался стоять, сунув руки в карманы.
— Вы можете сказать, что после того, как Хоффриц побил Реджину, она смогла вырваться из-под его влияния?
Мардж покачала головой:
— Даже после того, как Хоффрица вышибли из университета, Реджина приводила его в кампус на все мероприятия как своего кавалера.
Дэн вытаращился на нее.
— И он был ее единственным гостем на выпускном вечере.
— Святой боже!
— Им обоим страшно нравилось тыкать нас мордой в грязь.
— Этой девушке требовалась психологическая помощь.
— Да.
— Депрограммирование.
На добром лице психологини отразилась печаль. Она сняла очки, будто они вдруг стали слишком тяжелыми, потерла усталые глаза.
Дэн хорошо представлял себе, что чувствует сейчас эта женщина. Она любила свою профессию, хорошо делала то, что умела, установила для себя высокие личные стандарты. У нее имелись принципы и идеалы. Она чутко прислушивалась к голосу совести, верила, что такие люди, как Хоффриц, позорили не только профессию, но и всех тех, кто работал рядом с ним.
— Мы постарались сделать все возможное, чтобы Реджина получила необходимую ей помощь, но она отказалась.
За окном зажглись натриевые лампы уличных фонарей, но они не смогли отогнать ночь.
— Вероятно, Реджина не обратилась в полицию и не выдвинула обвинения против Хоффрица, потому что ей нравилось такое обращение?
— Вероятно.
— Он так ее запрограммировал, что ей нравилось.
— Вероятно.
— Опыт, накопленный с первыми четырьмя девушками, не пропал зря.
— Да.
— Он потерял над ними контроль, но понял, в чем его ошибка. И еще до того, как Реджина попала под его влияние, модифицировал свой метод с тем, чтобы удерживать ее железной хваткой. — Дэн чувствовал, что должен двигаться, сбросить распиравшую его энергию. В пять шагов добрался до книжных стеллажей, вернулся обратно, положил руки на спинку стула. — Теперь при упоминании термина «коррекция поведения» меня будет тошнить.
— Это очень серьезная область исследований, достойное уважения направление психологии. — Мардж вступилась за свою профессию. — Благодаря методам, которые разрабатываются в рамках коррекции поведения, для детей облегчается процесс обучения, и они лучше и на более продолжительное время запоминают полученную информацию. Коррекция поведения помогает нам снижать уровень преступности, лечить больных, создавать более спокойный мир.
Если Дэну не терпелось от разговоров перейти к действиям, но Мардж, похоже, искала облегчения в летаргии. Она еще сильнее вдавилась в спинку кресла. Она привыкла принимать решения, могла найти выход из многих ситуаций, но, похоже, такие монстры, как Хоффриц, были ей не по зубам. И когда сталкивалась с тем, что не могла контролировать, из кадрового военного офицера превращалась в бабушку, которая с радостью бы оказалась в кресле-качалке с чашкой чая с медом в руках. Дэну такая ранимость в ней только нравилась.
Голос ее звучал устало.
— Коррекция поведения и «промывка мозгов» — далеко не одно и то же. «Промывка мозгов» — это извращение коррекции поведения, и Хоффриц не был обыкновенным человеком и не был обыкновенным ученым, а был извращенцем, как в первой, так и во второй ипостаси.
— Реджина до сих пор с ним?
— Не знаю. Последний раз я видела ее более двух лет тому назад, и тогда она была с ним.
— Если она не бросила его после того избиения, полагаю, ничто не заставит ее уйти от него. Так что, скорее всего, она по-прежнему с ним.
— Если только она ему не надоела, — вставила Мардж.
— Судя по тому, что я о нем слышал, ему не может надоесть человек, который боится его и во всем ему подчиняется.