— Ну нет, — Конев бросил взгляд на книгу. — По сравнению с полной программой, книга — только небольшая брошюра. Тем не менее, она действительно содержит основной, так сказать, каркас нейроструктуры Шапирова, и я мог использовать ее в качестве руководства для программы компьютера, составившей его подробнейшую схему. Чтобы справиться с этой задачей, понадобились месяцы работы и самый современный компьютер. Однако, Альберт, мы смогли достичь лишь клеточного уровня. Чтобы составить схему мозга на молекулярном уровне и записать все перемещения и комбинации, все возможные мысли, которые могут возникнуть в таком необычном человеческом мозге, как у Шапирова, — творческие, актуальные и потенциальные — думаю, нам бы понадобился компьютер величиной со Вселенную и время не меньше, чем сама Вселенная. А для нашего эксперимента достаточно того, что есть.
Моррисон восторженно попросил:
— Покажите мне, как он работает, Юрий.
Конев осмотрел компьютер, послышался мягкий щелчок. Он нажал на нужные клавиши. На экране появилось изображение человеческого мозга в разрезе.
Конев заметил:
— Мы можем рассмотреть любой поперечный разрез. — Он нажал на клавишу, и мозг начал расслаиваться, как бы под воздействием ультратон-кого микротока со скоростью тысяча срезов в секунду. С такой скоростью, — продолжал Конев, — нам понадобится час и пятнадцать минут, чтобы выполнить задачу, но я смогу остановить ее в любой момент. Я также могу сделать еще более тонкий слой или моментально рассчитать и срезать слой любого поперечного сечения.
Объяснения он сопровождал демонстрацией.
— Кроме того, можно ориентировать его в другом направлении и поворачивать вдоль другой оси. Или увеличить до клеточного уровня с любой скоростью, медленной или, как видите, быстрой.
С этими словами изображение мозга растянулось от центра во всех направлениях с головокружительной скоростью, так, что Моррисон вынужден был закрыть глаза и отвернуться.
Конев продолжал:
— Сейчас перед нами изображение на клеточном уровне. Вы видите отдельные нейроны, и если я еще больше увеличу его, сможете разглядеть нейриты и дендриты. При желании мы можем проследить, как движется одиночный нейрит через клетку и сквозь синапс попадает в другой нейрон. И так далее. И все это — с помощью компьютера, дающего трехмерное изображение мозга. Но дело не только в трехмерном изображении. Компьютер имеет голографическое изображение и может давать абсолютно точное трехмерное изображение.
Моррисон спросил вызывающе:
— Тогда зачем вам нужна минимизация? К чему вам отправлять корабли в мозг?
На мгновение лицо Конева презрительно перекосилось
— Глупый вопрос, Альберт. Я полагаю, он — следствие вашего страха перед минимизацией. Вы ищете любое оправдание, чтобы избежать ее. То, что вы видите здесь на экране, — трехмерная схема мозга. Но только трехмерная. Здесь, по существу, схвачено лишь мгновение. В результате мы видим неизменяемую материю — мертвую материю. Мы хотим открыть для себя жизненную активность нейрона, меняющуюся во времени. Нам нужно четырехмерное изображение колеблющегося электрического напряжения, микротечения в клетках и клеточных тканях. И мы хотим перевести их в мысли. Это — ваша задача, Альберт. Аркадий Дежнев проведет корабль по выбранному мною маршруту, а вы дадите нам мысли.
— На основании каких принципов вы выбрали маршрут?
— На основании ваших собственных работ, Альберт. Я выбрал те области, которые, по-вашему, вероятнее всего являются нейросхемой творческой мысли. А используя книгу с ее запрограммированным изображением мозга Шапирова в качестве начального руководства, я вычислил центры, которые более-менее напрямую ведут к некоторым частям этой схемы. Затем я поместил их с большой точностью в компьютер, и завтра мы проникнем в некоторые из них.
Моррисон покачал головой:
— Боюсь, что я не могу гарантировать возможность определить текущие мысли, даже если мы найдем центры, в которых проходит процесс мышления. Ведь когда люди говорят на языке, который мы не знаем, мы слышим их голоса, но не понимаем смысла.
— Но мы не можем этого знать заранее. Изменяющееся электрическое напряжение в мозге Шапирова должно напоминать наше собственное, и мы очень просто сможем узнать его мысли, не зная механизма. В любом случае, мы ничего не сможем узнать, пока не пойдем на эксперимент.
— В таком случае, вы должны быть готовы к возможным разочарованиям.
— Никогда, — ответил Конев абсолютно серьезно. — Я собираюсь стать человеком, которому людской мозг отдаст, наконец, свои секреты. Я полностью раскрою конечную физиологическую тайну человечества. А возможно, и Вселенной. Если, конечно, мы являемся самыми совершенными, думающими устройствами, когда-либо существовавшими. Итак, завтра мы будем вместе работать. Я хочу, чтобы вы были готовы помочь мне в управлении, внимательно изучая импульсы мозга, которые встретятся на пути. Я хочу, чтобы вы объяснили мысли Шапирова и особенно его мысли о сочетании квантовой теории и теории относительности. Чтобы такие путешествия, как завтрашнее, стали обычными, и мы смогли бы начать изучать мозг со всей серьезностью. — Он замолчал и пристально посмотрел на Моррисона:
— Хорошо?
— Что хорошо?
— Разве вас это не заинтересовало?
— Да, конечно, но... Я хочу спросить. Вчера, когда я наблюдал минимизацию кролика, на протяжении всего процесса было слышно завывание, и — громкий звук при деминимизации. Ничего подобного не наблюдалось, когда минимизации подвергся...
Конев поднял палец:
— А... Шум слышен, когда вы находитесь в нормальном пространстве, а не в минимизированном. Я первый осознал это, когда был минимизирован, и написал об этом отчет. Мы до сих пор не знаем, почему поле миниатюризации, похоже, не пропускает звуковые волны и пропускает световые. Но затем, по ходу работы, мы отбросили эту проблему и решили изучить другие аспекты процесса.
— Пока мы не откроем фатальные аспекты, — проворчал Моррисон. — Юрий, неужели вы ничего не боитесь?
— Я боюсь, что не смогу закончить работу. Это случится, если я умру завтра или откажусь пройти минимизацию. Маловероятно, что меня остановит смерть, но если я откажусь от участия в минимизации — это будет конец. Вот почему я предпочитаю риск первому и выбираю последнее.
— Вас беспокоит, что Софья подвергнется минимизации вместе с вами?
Конев нахмурился:
— Что?
— Если вы не помните ее имени, я помогу вам, назвав фамилию — Калныня.
— Она — член группы и будет на корабле.
— И вы не возражаете?
— С какой стати?
— В конце концов, она чувствует, что вы предали ее.
Конев зло нахмурился и слегка покраснел:
— Неужели ее безумие так далеко зашло, что она доверила свои абсурдные мысли чужому? Если бы ей не нужен был этот проект...
— Извините, но ее мысли не показались мне абсурдными...
Моррисон не знал, почему он затеял этот разговор. Возможно, он чувствовал себя пристыженным из-за боязни перед поставленной перед ними задачей, когда другие горячо этого желали? И поэтому хотел пристыдить других.
— Вы были когда-нибудь ее... другом?
— Другом? — на лице Конева отразилось презрение. — Какая дружба? Когда я приступил к работе над проектом, она уже вела тему. Мы вместе работали. Оба были новыми и неопытными людьми. Конечно, мы испытывали нечто, что можно назвать дружбой, физической потребностью, близостью. Что в этом такого? Мы были молоды и глупы. Но это пройденный этап.
— Но кое-что осталось. Ребенок.
— Не мой. — Он закрыл рот, лязгнув зубами.
— Она говорит...
— Нет сомнений, что она хотела бы взвалить на меня всю ответственность, но не выйдет.
— Вы сделали генетический анализ?
— Нет! О ребенке позаботятся должным образом.
И даже если генетический анализ вдруг определил бы, что я отец, я отверг бы все усилия привязать ко мне ребенка с помощью эмоций. И женщина ничего бы не получила.
— Неужели вы такой... бессердечный?
— Бессердечный! Вы вообразили, что я обманул молодую наивную девушку? Во всем проявляла инициативу она. Она случайно не упомянула в печальной истории, которую вам поведала, что была беременна и сделала аборт за несколько лет до встречи со мной? Я не знаю, кто был отец тогда и кто — сейчас. Возможно, она сама об этом не знает — и в том, и в другом случае.
— Вы жестоки к ней.
— Да. Но она сама к себе жестока. У меня есть любовница. У меня есть возлюбленная. Это моя работа. Это абстрактный человеческий мозг, его изучение, его анализ и все, что касается его. Женщина, в лучшем случае — развлечение, в худшем — разорение. Без сомнений, это она заставила вас завести этот разговор, о котором я не просил...
— Нет, не она, — прервал его Моррисон.