Машина уже успела преодолеть затяжной подъем, перешла на повышенную передачу и сейчас гудела где-то невдалеке. Назвать ее мотор мощным было никак нельзя – впрочем, причиной этих кашляющих, чахоточных звуков могло быть и плохое горючее.
Подъехав почти вплотную к крыльцу усадьбы, машина остановилась – заскрипели тормоза, задребезжали разболтанные узлы, заглушенный мотор продолжал судорожно детонировать, а от облака выхлопных газов помутился и без того скудный свет в окошках.
– Один он? – спросил от дверей Зяблик.
– Один, – ответила Верка. – Но мужик крупный…
– Тем хуже для него. Крепче получит, – Зяблик перехватил пистолет так, чтобы удобнее было бить рукояткой. – Ну где он там?
– Стоит… Где-то я с ним, кажется, встречалась… Теперь на стену костела смотрит… Она же от гранаты вся в щербинах…
– Ах мать твою наперекосяк! – Лицо Зяблика скривилось от досады. – Совсем из виду выпустили…
– Идет к углу… Оглядывается… – продолжала комментировать Верка. – Нет, я его точно уже видела раньше… Встал… Лезет в карман…
– За оружием?
– Нет. Достал кисет… Самокрутку сворачивает…
– В самый раз! Сейчас я ему закурить дам! – Зяблик решительно распахнул дверь и навскидку, почти не целясь, пальнул наружу. Затем приказал: – Заходи. Уже заждались тебя.
Человек, которому столь бесцеремонным образом помешали насладиться табачком, проходя в дверь, вынужден был согнуться. Когда-то он, безусловно, отличался недюжинной физической силой, но сейчас телосложение имел скорее громоздкое, чем могучее, да и ноги передвигал с трудом.
Игнорируя Зяблика, нагло поигрывающего своим пистолетом, он обвел взглядом комнату и, судя по всему, осмотром остался доволен.
– Слава Богу, все целы, – пробасил он, садясь на ближайший тубарет. – Зря, значит, волновался…
– Вы за Витьку не беспокойтесь, – сказал .кто-то из рекрутов. – Он сбежал.
– Знаю. Встретился он мне тут неподалеку… Заикался от страха. Я его домой отпустил. Да и вы, как видно, отвоевались.
– Плохо молодое поколение учите, Мирон Иванович, – сказал Цыпф. – Курорт, а не служба. Голыми руками их взяли.
– Я их, Лев Борисович, вообще ничему не учу! – ответил гигант с неожиданной страстью в голосе. – Ты скажи мне, рабочую лошадь к джигитовке приучить можно? Верно, пустой номер! Только искалечишь зря. Вот так и эти ребята. Разбаловать их можно. Мародерами сделать, насильниками… А настоящих солдат все равно не воспитаешь. Не та закваска…
– Ты, я вижу, на старости лет философом заделался, – Зяблик спрятал пистолет и, описав по комнате дугу, уселся напротив гиганта. – Я бы даже сказал
– философом религиозным. Иначе зачем бы тебе с аггелами связываться? В праотца Каина уверовал? А мне, своему бывшему корешу, и в глаза взглянуть не хочешь? Себя стыдишься или, наоборот, мной брезгуешь?
– Я, если надо, в твои глаза даже плюнуть могу, ты меня знаешь, – устало сказал человек, которого Цыпф назвал Мироном Ивановичем. – И плюнул бы, если бы ты хоть одного моего хлопца обидел… Не тебе меня стыдить. Кишка тонка. Оправдываться я перед тобой не собираюсь, но одна-единственная просьба все же будет. Со мной что хочешь делай, а ребят отпусти. Они ни в чем не виноваты. Если только пару местных девок трахнули, и то по обоюдному согласию.
– Пусть идут… Кто их, щенков, держит, – пожал плечами Зяблик.
– Хлопцы, слушайте сюда. – Мирон Иванович обернулся к рекрутам. – У меня там в машине хлеб лежит и немного консервов. Возьмите себе на дорогу. Дома скажете, что я вас демобилизовал. А если опять вас начнут в чье-нибудь войско сватать, лучше деру давайте. В Трехградье или Изволоке свободных земель хватает. И никому не позволяйте шпынять вас… Все, бегите отсюда побыстрее, пока добрые дяди не передумали. Им что пожалеть человека душевно, что в землю его вбить – никакой разницы.
– Молчал бы лучше, каинист долбаный! – буркнул Зяблик.
– Я, конечно, уже не тот, что раньше, – сказал Мирон Иванович после того, как его сопливое воинство проворно очистило помещение. – Но на один удар силы хватит. Так что, как ты сам любишь выражаться, фильтруй базар.
– А я вас все-таки узнала! – К ним приблизилась Верка. – Вы из нашей миссии в Киркопии, да? Помните, совещание в деревне Подсосонье? Вы там еще всех уговаривали поменьше языками чесать.
– Это когда Колька сапог ненашенский демонстрировал? – уточнил Мирон Иванович.
– Да-да. Мы, между прочим, ту страну нашли, откуда этот покойник в Хохму притопал, – похвасталась Верка. – Только там уже все одним местом накрылось. Общая могила… А как у вас в Киркопии дела?
– Даже вспоминать не хочется. – Он тяжко вздохнул. – Тем же самым похабным местом и моя Киркопия накрылась… Еле ноги унес… У тебя, дочка, спирта не найдется? Ты же медичка вроде. А то меня местная картофельная самогонка не берет. Только живот от нее пучит, хоть целое ведро выпей.
– Сейчас, – Верка принялась сервировать стол последними дарами Будетляндии.
Зяблик и Мирон Иванович все это время молча ели друг друга глазами. Цыпф побежал к колодцу за водой, Лилечка помогала Верке, а Смыков шастал по всем углам, словно угодивший в незнакомое помещение кот. Артем, прикрыв лицо ладонью, продолжал сидеть в углу – не то задремал, не то погрузился в раздумье.
– Прошу к столу! – тоном заправской хозяйки сказала Верка. – Отношения свои будете потом выяснять, а сейчас отметим наше возвращение домой.
– Домой вернуться, это, конечно, неплохо, – кружка со спиртом почти целиком исчезла в лапе Мирона Ивановича. – Но только порядки здесь, предупреждаю, другие… Знаете, как это бывает: скворушки домой из южных стран вернулись, а в их домике уже вороны распоряжаются.
– Вот ты нам и расскажешь, какие именно здесь порядки, – мрачно сказал Зяблик, однако брякнул своей кружкой по краешку кружки Мирона Ивановича.
– А уж это как я сам захочу, – он одним махом проглотил спирт и даже не стал его запивать. – Захочу расскажу, а не захочу – и так утретесь.
– Мирон Иванович, только не надо попусту заводиться, – попытался успокоить его Цыпф. – А рассказать нам все подробно вы просто обязаны. Мы здесь Бог знает столько времени отсутствовали. Да и досталось нам так, что врагу не пожелаешь.
– Вижу, – буркнул гигант. – Синие, как утопленники… До Эдема, случаем, не добрались?
– Добрались, – признался Цыпф не без гордости.
– Ну и как там?
– Долгая история. Но это действительно в некотором смысле рай земной. Тут покойник Сарычев прав был.
– Погиб он, значит?
– По слухам – да. Зато некоторые из его спутников живы. Рукосуев, например… Но вы нам лучше о себе расскажите.
– Что тут рассказывать, – пригорюнился Мирон Иванович. – Плесни-ка еще, дочка. Славная штука медицинский спирт… И грудь смягчает, и душу успокаивает… Ну ладно, сначала в двух словах расскажу о Киркопии. Место, сами знаете, непростое. Степняк хоть и головорез, но с ними хоть как-то объясниться можно. А с киркопа что взять? Собака Жучка понятливее его. Одно слово – дети природы. Я, кстати, так к ним и относился, как к детям неразумным… Пробовал, конечно, на путь истинный наставлять. Только истины у нас и у них совсем разные… Лечил, само собой. Там ведь детская смертность под девяносто процентов была. А все из-за грязи да насекомых. Потом и они стали ко мне хорошо относиться. Народ отходчивый, зла не помнили. Жрать друг друга я их, правда, так и не отучил, но некоторые поняли, что это нехорошо…
– Человеческой речи их обучить совершенно невозможно? – поинтересовалась Верка.
– Бесполезно. Чего-то здесь у них не хватало, – Мирон Иванович потрогал себя за гланды. – На пальцах кое-как объяснялись… Одни получше, другие похуже. Как ни странно, но бабы у них понятливее мужиков были.
– А почему странно? – возмутилась Верка. – Это закон природы… В общем, людьми киркопы никогда не стали бы?
– Вряд ли… Я, конечно, в науках не шибко разбираюсь. Вы про это лучше у Льва Борисовича поинтересуйтесь.
Лева Цыпф был не из тех, кто стесняется своей эрудиции.
– Лично я считаю, что так называемые киркопы есть тупиковая ветвь эволюции гоминдов, то есть людей, – безапелляционно заявил он. – Наука знает несколько десятков таких видов, в том числе и неандертальцев, живших сравнительно недавно. Чтобы стать человеком, надо как минимум человеком родиться. Возьмем самый простой пример. У нормальных киркопов голосовые связки недоразвиты. Но раз в сто лет среди них может появиться выродок, голосовые связки которого будут издавать членораздельные звуки. Если этот признак закрепится в его потомстве, то через несколько тысяч лет оно окажется в более выгодном положении, чем немые соплеменники, а как следствие – естественным путем вытеснит их. Точно так же и со всем остальным – рукой, мозгом. Миром правит случай.
– Среди людей, значит, тоже какой-нибудь сверхчеловек может уродиться? – поинтересовался Смыков.