Следуя словам Артема буквально, Лилечку бережно подняли с подстилки и поставили на ноги. Вертикальное положение она сохраняла самостоятельно, но слегка пошатывалась и глаз не открывала. Когда девушке насильно разлепили веки, всех неприятно поразил ее пустой, осоловевший взгляд. На вопросы спутников Лилечка не отвечала, а на суету, происходившую вокруг, не реагировала.
Если ее заставляли идти, она шла по прямой, слепо натыкаясь на все встречные предметы и не обращая внимания на боль от ушибов. Если ей давали котелок, а в руку вкладывали ложку – она ела безо всякого аппетита, то и дело пронося пищу мимо рта.
Глядя на все это, Лева Цыпф едва не плакал И умолял Верку сделать хоть что-нибудь, но та лишь разводила руками, ссылаясь на отсутствие в ее медицинской практике подобных прецедентов. Смыков утверждал, что в прошлом такие состояния лечили электротоком, а Зяблик предлагал отсутствующий электроток заменить укусами муравьев. Даже попытки Артема проникнуть в затуманенное сознание девушки ни к чему хорошему не привели.
– Она спит, – сообщил он. – Но это странный сон. Нечто среднее между сомнамбулизмом и летаргией.
После этого известия оставшиеся в строю члены ватаги окончательно пали духом. В былые времена Смыков немедленно провел бы экстренное совещание, но сейчас на его странные и невразумительные призывы никто не реагировал. Остальные лишь имитировали какую-то деятельность: Цыпф возился с Лилечкой, а Зяблик был вновь привлечен к чесанию Веркиной спины. Всякий раз, когда он порывался бросить это занятие, отдававшее одновременно душком кокетства и намеками на интимность, Верка напоминала о своем неоценимом вкладе в дело исцеления его обожженных ног.
Таким образом, в строю оставался один лишь Артем, к ватаге формально отношения не имевший. Именно он и завел разговор о планах на ближайшую перспективу.
– Пребывание здесь час от часу становится все опаснее, – сказал он, как обычно, без всякого нажима. – Каждый из вас уже пострадал, кто в большей, кто в меньшей степени. Трудно даже предположить, какие фокусы эффект антивероятности может выкинуть в дальнейшем. Лично я вижу два варианта действий. Оба они должны привести нас в Отчину. Условно назовем их верхним и нижним путем. Под верхним путем подразумевается маршрут через Гиблую Дыру и Кастилию. Недостатки его очевидны. Несколько суток нам придется передвигаться в условиях нарушения принципа причинности. Если кто-то из присутствующих и доберется до сравнительно безопасных мест, это будет скорее всего уже не человек, а совсем другое существо… Да и заключительный участок пути чреват серьезными неприятностями. В Гиблой Дыре вода стоит как никогда высоко, а в Кастилии в самом разгаре очередная смута. Кроме того, не забывайте о главной опасности, от которой мы не застрахованы на верхнем пути. Я имею в виду буйство подземной стихии, способное принять самые непредсказуемые формы. В этом вы уже неоднократно убеждались…
– Зато уж нижний путь – верняк! – Зяблик первым догадался, куда именно клонит Артем. – Проспект асфальтированный с пивными ларьками и фонтанами… Видели мы уже этот нижний путь… Имели удовольствие… Геенна огненная и пекло кромешное!
– Конечно, это отнюдь не экскурсия по ботаническому саду и не вылазка на воскресный пикник, – согласился Артем. – Зато этот маршрут намного короче и сравнительно безопасен. Варнаки относятся к людям с сочувствием, а в случае нужды даже помогут. Лично я беру на себя обязанности проводника, вашего персонального Вергилия, так сказать… На этом мои аргументы исчерпаны. Вам решать, какой вариант предпочтительней. Как говорят в казино, делайте ваши ставки, господа.
Однако те, к кому был обращен этот призыв, повели себя странно – косились друг на друга, пожимали плечами, бормотали что-то неопределенное, вроде «Я как все…». Можно было даже подумать, что коварный эффект антивероятности напрочь лишил ватагу прежней дерзости, помноженной на трезвый расчет и веру в удачу.
Наконец Верка собралась с духом.
– Я бы лучше через Гиблую Дыру пошла… Верхним то есть путем… – сказала она, впрочем, не очень уверенно. – В прошлый раз я у варнаков такого страха натерпелась, что до сих пор поджилки трясутся.
Поддержал ее и Левка, но уже совсем из других соображений.
– Лично я против мира варнаков ничего не имею… Мучительно, конечно, для человека, но – терпеть можно. Вот только я за Лилечку боюсь. Сердце у нее слабое, может не выдержать.
– Мне-то один хрен, – буркнул Зяблик. – Или на верхнем пути в кикимору превращаться, или на нижнем в копченый окорок… Что в лоб, что по лбу.
Смыков, уже осипший от своих бесплодных призывов, продемонстрировал листок бумаги, на котором была жирно изображена витиеватая закорючка, возможно – вопросительный знак. В ответ Зяблик показал приятелю дулю. Тот этому жесту очень обрадовался – очевидно, принял за нечто совсем иное, в системе его нынешних понятий обозначавшее что-то сугубо позитивное.
– Значит, решено, – то, что его предложение подверглось обструкции, похоже, ничуть не смутило Артема. – Чему быть, того не миновать… Но сначала вы трое, – он указал пальцем на Верку, Зяблика и Цыпфа, – примите бдолах. Если хотите вернуться в прежнее состояние, изо всех сил желайте этого. Должно помочь.
– Не должно, а просто обязано! – Верка вертелась так, словно за шиворот ей сунули пучок чертополоха. – Иначе я Сергея Александровича Есенина возненавижу как личного врага.
– А как же с ним быть? – Цыпф кивнул на Смыкова.
– Ему бдолах не поможет, – ответил Артем. – Сие волшебное средство эффективно только в телесной сфере, когда нужно побороть боль, усталость, недуг, даже смерть… А на все, что связано с сознательной деятельностью, бдолах воздействовать не может. Так же как и на ум, волю, совесть… Просто вашего товарища нужно вновь учить родному языку. Если сначала и возникнут какие-нибудь трудности, то потом все пойдет как по маслу. Речевые навыки никогда не стираются полностью. Восстановить их не так уж и сложно… Уверен, что к моменту нашего возвращения в Отчину он будет изъясняться вполне сносно. Примерно на уровне трехлетнего ребенка… Вот только не знаю, чьей опеке его поручить… Вы заняты…
– Я тоже! – поспешно заявила Верка. – Своих забот по горло!
– Значит, я, как всегда, крайний, – сказал Зяблик угрюмо. – А если и в самом деле взять над Смыковым шефство? Меня-то менты всю жизнь воспитывали, правда, в основном карцером да резиновой дубинкой… Ладно, согласен. Только уж потом не обессудьте. Педагогический не посещал. Мои университеты на параше начались и под нарами закончились…
Про Лилечку Цыпф даже не спрашивал – и так было ясно, что в ее состоянии бдолах помочь не может, ведь он, как и волшебная лампа Аладдина, исполнял только осознанные желания.
На этот раз в путь-дорогу ватага собралась еще быстрее, чем обычно. Людям почему-то казалось, что в их бедах виновата не злополучная страна Будетляндия, а это конкретное, неудачно выбранное место. Недаром ведь Эрикс когда-то советовал избегать всяких коммуникационных сооружений, особенно подземных. Шнуруя ботинки и завязывая мешки, они с опаской поглядывали на темный провал пещеры, с просевшего потолка которой свисали не то обрывки кабелей, не то стебли лиан.
Цыпф взял под руку Лилечку, продолжавшую пребывать в сонном оцепенении, а ее поклажу передал Артему. Верка что-то дожевывала на ходу, а Зяблик, не любивший откладывать дела в долгий ящик, уже взялся за обучение Смыкова.
Поочередно указывая на разные части и органы своего тела, он с нажимом и расстановкой, словно общаясь с ребенком, произносил:
– Вот это, значит, башка, то есть кумпол… а проще говоря, чан. Это все – харя или рыло… На ней шнифты, рубильник и хавало… Понял? Тогда идем дальше…
Когда у Зяблика возникали трудности (но отнюдь не лингвистические, а связанные с физиологическими особенностями его тела), он бесцеремонно лапал шагавшую поблизости Верку, говоря при этом все с той же менторской интонацией:
– Вот эти штуки у бабы называются маркитошки… Ну а если размером посолидней, то буфера…
Смыков внимательно вслушивался в каждое новое для себя слово, а потом с жутким акцентом, путая ударения, повторял:
– Ри-ло… Ха-ва-ле… Буфе-ла…
Цыпф сказал Зяблику через плечо:
– В тебе не иначе как талант зарыт. Вот только не пойму, чей именно – Макаренко или Бодуэна де Куртенэ.
– За оскорбление ответишь! – незамедлительно огрызнулся Зяблик.
Смыков оказался учеником на редкость способным. Ватага не успела отойти от бивуака и на полсотню шагов, как он обернулся и четко сказал, указывая на зев пещеры:
– Шниф-ты…
Как выяснилось, он был прав. Дыра, уходящая в недра ближайшего холма и наполненная мраком, как рейсфедер тушью, оказалась обитаемой. Два круглых осьминожьих глаза поблескивали в ней совсем как фары застрявшего в туннеле автомобиля (да и расстояние между ними примерно соответствовало ширине вазовского капота).