– Видите ли, господин де Кавуа, дело заключалось в том, что его высокопреосвященство, зная меня как специалиста по бастионам, а точнее по их обороне малыми силами и разрушению стен, – вспомните историю с бастионом Сен-Жерве, – так вот, его высокопреосвященство пригласил меня к себе для конфиденциальной беседы. В ходе этой беседы он приказал мне тайно проникнуть в Ла-Рошель, заминировать все форты и бастионы, составляющие главный пояс обороны города, и, повинуясь условному сигналу, взорвать их глухой ночью, чтобы открыть бреши для нашей армии. Но меня узнали. Защищаясь, мне удалось уложить дюжину англичан (вы знаете, что их немало в Ла-Рошели), но тринадцатый оказался молодцом. К тому же я устал отбивать удары со всех сторон. Он легко ранил меня, и я попал в плен. На рассвете меня должны были повесить. Палач уже затянул петлю на моей шее. Мне предложили высказать последнее желание. Я попросил пригласить коменданта, заявив, что хочу сообщить нечто очень для него важное.
– Ах, черт! И он пришел?!
– Не то слово. Прибежал!
– Тысяча чертей! Продолжайте же, господин д’Артаньян!
– Как вы думаете, что я сказал ему?
– В самом деле – что?!
– Я сказал ему, что герцог Бэкингем убит пуританским фанатиком в Портсмуте и ему не следует рассчитывать на помощь английской эскадры. Я сказал ему также, что как только армия короля вступит в Ла-Рошель, а это, в силу вышеприведенного обстоятельства, случится очень скоро, и его высокопреосвященство увидит, что один из лучших его офицеров болтается на виселице в соответствии с его, коменданта, приказом, то…
– То он тотчас же отправит самого коменданта на эту же виселицу составить вам компанию.
– Угадали! Это самое слово в слово!
– И он?
– Побледнел и собственноручно снял веревку с моей шеи.
– Тысяча чертей! Господин д’Артаньян, я давно не слышал ничего подобного!
– Сказать вам правду – я тоже! Как бы то ни было, Ла-Рошель капитулировала, и вы уже несете свою службу, несмотря на ранний час, несомненно, с целью поддержания порядка в городе и недопущения бесчинств. Это очень верно, господин де Кавуа.
– Собственно, мы… – начал капитан гвардейцев, но наш гасконец, подстрекаемый нетерпением, не дал ему договорить:
– И подумать только, что один человек из-за своей гордости и упрямства обрекал весь город на лишения. Кстати, где он сейчас? Верно, с ним поступили сурово, как он того и заслуживает?
– Не слишком-то сурово, шевалье д’Артаньян, – отвечал гвардеец кардинала. – Его высокопреосвященство просто приказал ему убраться из Ла-Рошели к утру следующего, то есть уже сегодняшнего дня. Мы как раз и направляемся к дому коменданта, чтобы удостовериться в том, что приказ его высокопреосвященства выполнен.
– Как же вы поступите, если он до сих пор там? – разыгрывая вульгарное любопытство уличного зеваки, спросил д’Артаньян.
– Вышлем его из города под конвоем, – отвечал господин де Кавуа.
– Вы имеете в виду, что его высокопреосвященство указал ему пункт назначения?
– Именно так.
– И это?..
– Тур.
«Интересно, его высокопреосвященство всех высылает в Тур? – подумал д’Артаньян, вспомнив о госпоже де Шеврез. – Наверное, чтобы легче было за всеми уследить».
Вслух же он произнес:
– Вот как! Очевидно, у его высокопреосвященства есть причины политического характера для того, чтобы отправить этого упрямца не в Бастилию, а в такой симпатичный город.
– О намерениях его высокопреосвященства, как вы сами понимаете, господин д’Артаньян, мы судить не можем, но, я думаю, дело объясняется проще.
– Как же?
– У бывшего коменданта Ла-Рошели в Туре есть дом и виноградники. Он сам просил его высокопреосвященство об этом.
– Вы правы. Все чрезвычайно просто! – ответил д’Артаньян и расхохотался.