Крики между тем становились все приглушеннее, возбужденная толпа удалялась от того места, где сейчас находились беглец и его проводник.
– Они, по-видимому, напали на лакеев, несущих портшез, – спокойно продолжал кантор. – Они увидят, что портшез пуст, и дело кончится ничем.
– Но они могут выместить свою досаду на лакеях!
– Лакеи вооружены, а кроме того, комендант их хорошо кормит, – с тяжелым вздохом отвечал старик. – Каждому из них не страшна и дюжина этих обессилевших людей. Поверьте мне, нам с вами лучше всего продолжать наш путь – это будет самое разумное, что мы можем предпринять.
Однако д’Артаньяна было не так-то просто склонить к тому, чтобы делать что-то такое, чего он делать не хотел.
– А мы ведь находимся где-то неподалеку от городской тюрьмы, не так ли, мэтр Буало? – спросил он.
– Да, – неохотно отвечал старик. – Как раз поэтому я и стараюсь увести вас подальше отсюда.
– Я пришел к выводу, что именно этого мне делать не следует.
– Как так? Не понимаю вас, сударь!
– Дело в том, что в этой тюрьме, в камере приговоренных к смертной казни, сейчас находится одна девушка, которую я, кажется, полюбил.
– О Боже праведный, что вы такое говорите?!
– Только то, что вы слышали, мэтр Буало. И я намереваюсь вытащить ее оттуда.
Видя, что старик пошатнулся, мушкетер бережно подхватил его и поддерживал до тех пор, пока достойный кантор не пришел в чувство.
– Как же это возможно?! Уже и женщин стали вешать в этом несчастном городе – какое ужасное известие! Вас же повесят вместе с нею! – лепетал бедняга, тщетно стараясь прийти в себя.
– Мэтр Буало, вы оказали мне неоценимую услугу. Но сейчас я должен покинуть вас. Если хотите, я отведу вас обратно в церковь.
Однако мэтр Буало не чувствовал себя в силах продолжать путь по ночным улицам. Поэтому д’Артаньян отвел старика к указанному им дому, который оказался не слишком далеко, постучал в двери и препоручил кантора заботам отворившей им сморщенной старухи. Затем он выяснил, как добраться до городской тюрьмы, и спросил, не найдется ли в доме шляпы с широкими полями, чтобы прикрыть лицо. Шляпы у старухи не оказалось, и мушкетер отправился в указанном направлении налегке.
Несмотря на то что он оказался совершенно один, без оружия во враждебном городе, и у него вот уже больше суток не было во рту ни крошки, мушкетер чувствовал себя прекрасно. У него созрел простой и дерзкий план освобождения Камиллы де Бриссар. Романтическое приключение продолжалось.
Как известно, у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель. Поэтому д’Артаньяну посчастливилось не встретить на пути ни ночного дозора, ни группы озлобленных и голодных городских отщепенцев – публики отчаянной и в своем отчаянии способной на все. А в том, что наш герой уже чувствовал себя влюбленным, сомневаться не приходилось. С нашей точки зрения, именно этим можно объяснить поведение мушкетера, намеревавшегося, едва выйдя из тюрьмы, вернуться обратно.
Шум и крики, доносившиеся из глубины городских улиц, только усилили желание капитана Ван Вейде и всего немногочисленного экипажа «Морской звезды» ускорить отплытие.
– Не пора ли поднимать паруса, Якоб? – тихо спросил г-н Эвелин, в очередной раз подходя к капитану, стоявшему у борта.
– Вот уже битый час я думаю о том же, – отвечал морской волк в тон своему помощнику.
– А… тем лучше. «Они соединили свои помыслы и устремления воедино», – как говорится в пасторали господина де Ровере, не помню уж точно, в которой, – повеселев, откликнулся тот. – Тогда я пойду поговорю кое с кем о том, как нам получше примирить свои «помыслы и устремления» с чувствами солдат Ла-Рошели в том случае, если они противоречат друг другу, – сказал г-н Эвелин и ушел с палубы.
Видимо, упомянутые «помыслы и устремления» ларошельских воинов не слишком расходились с намерениями моряков.