Четверо закутанных в плащи незнакомцев последовали за ним.
Мы уже упоминали, что в те дни Париж рано закрывал свои двери и ставни. Несколько десятков фонарей, которые развешивались по распоряжению министра полиции, вряд ли могли существенно помочь горожанам добраться в темноте до своего места назначения невредимыми или, во всяком случае, неограбленными.
Д’Артаньян пошел в противоположную сторону. Каблуки ботфорт четверых, закутанных в плащи, глухо стучали позади. В темноте они оступались, попадали в лужи, но ни у одного из них не вырвалось даже приглушенного восклицания.
Д’Артаньяну стало ясно, что он имеет дело отнюдь не со случайными людьми. Он попытался запутать преследователей. Путь ему освещала луна, выглянувшая из-за туч. Но четверо в черных плащах также увереннее ориентировались при лунном свете.
В этот момент они находились неподалеку от Люксембургского дворца, и д’Артаньян невольно подумал о Рошфоре. «Быть может, кавалер решил избрать более действенный способ сведения счетов?» – спросил себя мушкетер.
Преследователи ускоряли шаги.
«Вы торопитесь разделаться со мной, господа, – тем хуже для вас, – сказал мушкетер. – Позади Люксембурга есть одна улочка, где ваше численное превосходство не будет столь важным, – там я и встречу вас».
Память не подвела д’Артаньяна – за Люксембургом он смог укрыться в тени, отбрасываемой высокой стеной, и оказаться на улице Скверных Мальчишек. Там он остановился и обнажил шпагу.
К его удивлению, шаги преследователей звучали так же размеренно, как и прежде: они, казалось, были уверены, что жертве не ускользнуть.
Сжимая шпагу, д’Артаньян крался вдоль стены, рассчитывая на внезапность.
И тут из глубины улицы, из-за его спины послышались шаги еще нескольких человек. Причины странной неторопливости четверых преследователей открылись гасконцу. С противоположной стороны по улице Скверных Мальчишек к нему приближались еще трое закутанных в плащи убийц.
«Семеро! Кажется, это конец!» – мелькнула в голове леденящая мысль.
Из-за угла появилась темная фигура в низко надвинутой шляпе без пера. В правой руке человек держал шпагу, в левой – дуэльный кинжал с широкой гардой.
– А, негодяи! – вскричал д’Артаньян. – Я вам дорого обойдусь!
Кровь ударила ему в голову, зашумела в висках, заставила смолкнуть голос предательской обреченности.
Д’Артаньян совершил молниеносный выпад, и шедший первым убийца рухнул наземь. Прислонившись спиной к стене, мушкетер принял беспримерный бой.
В отличие от турской эскапады, где нападавшие имели строгий приказ обезоружить и арестовать его (думая, что перед ними Арамис), сейчас на карту была поставлена жизнь д’Артаньяна. Это стало ясно с первой же секунды неравного боя. Через несколько мгновений д’Артаньян был ранен – острие шпаги скользнуло по ребрам с правой стороны.
Бешено отбивавшемуся гасконцу показалось, что время замедлило свой ход. Перед его мысленным взором возникло лицо д’Артаньяна-отца, как бы говорившего: «Сын мой, придерживайтесь традиций старинной итальянской школы, и да хранит вас Бог!»
Чувствуя, что способен выдержать этот нечеловеческий темп еще не более трех-четырех минут, д’Артаньян попытался провести атаку, заключавшуюся в прямом ударе, маневре «ин кварта, ин сикста» и последующем выпаде, заканчивающемся ударом по кисти. Выпад прошел, и из руки одного из нападавших потекла кровь…
Почти в то же мгновение мушкетер ощутил, как его лоб заливает что-то горячее, – он получил скользящую рану в голову.