Ага, значит, Джек Таннер. Как же он раньше об этом не подумал?
— Но почему вы выкупили эту вещь? Ведь любовь уже остыла?
— Если я этого не сделал бы, Таннер продолжал бы предлагать ее дальше и разбудил бы спящую собаку. Это стоило мне девяносто тысяч.
Что-то в лице Альмена заставило Хирта добавить:
— А сколько он вам заплатил? Сорок?
— Пятьдесят.
— Ну, это даже честно. Итак, я выкупил у него эту вещь. Но с условием. Он должен был мне сказать, откуда она у него. И тут всплыло ваше имя.
Альмен почувствовал, как кровь прихлынула к его щекам. Он попытался скрыть это глотком из коньячной рюмки.
— Это значит, во время моего второго посещения вы знали…
— Конечно. Я был здесь ночью и обнаружил исчезновение всех пяти.
— И, несмотря на это, вы дали мне беспрепятственно уйти?
— Я рад, что избавился от них. Ваше здоровье! — Он поднял свою рюмку в сторону Альмена, но тот ограничился кивком и спросил:
— И кто же хочет меня убить?
— Теперь начинается неприятная часть истории. — Он взял сигару с пепельницы, обнаружил, что она уже погасла, выбрал себе новую из коробки и привычно раскурил ее.
— После того, как Таннер продал мне вашу добычу, я позвонил Веренбушу и рассказал ему обо всем. Я хотел, чтобы он знал, что теперь есть двое посвященных. Два человека, которым известно, что по крайней мере одна из вещиц находится у меня. Я полагал необходимым и честным это сделать. Теперь я понимаю, что это была моя ошибка.
У Альмена холодок пробежал по спине.
— Вы думаете, это Терри?..
— А кто еще? Терри любой ценой должен был воспрепятствовать тому, чтобы обнаружилось, что сами же Веренбуши стоят за похищением их же заемных экспонатов. Это погубило бы их. Без сомнений: Терри стоит за убийством бедного Таннера и покушением на ваше убийство.
Альмен потянулся к коньячной рюмке, заметил, что рука у него дрожит, и отдернул ее.
— И для чего вы мне все это рассказываете?
— Я фанатичный коллекционер предметов искусства. — Хирт поправил себя: — Был им. Готовым ради своей страсти пойти дальше, чем разрешает закон. Но с убийством я не хочу иметь ничего общего.
Источники света, озарявшие стол между ними, погасли, и зажглось освещение витрин. Теперь собеседники могли лучше видеть друг друга.
— Делайте с этой информацией что хотите. На меня внимания не обращайте, я мертвый человек.
— Как это понимать?
— Я хотел бы избавить вас от расшифровки латыни моего диагноза. Но одно могу вам сказать: если все пойдет по-моему, следующую неделю мне не пережить. А пойдет все по-моему, об этом я позаботился. Никакая пряжка от подтяжек меня уже не спасет.
Старик засмеялся, и его смех опять перешел в приступ кашля. Альмен подождал, когда приступ пройдет.
— Я знаю, вы предпочитаете выход через ванную, но я распорядился завинтить его наглухо. Моя дочь в этом отношении слишком халатна.
Хирт нажал на кнопку пульта, и дверь, через которую Альмен вошел сюда, открылась с легким жужжанием.
Альмен направился к выходу, но остановился и обернулся к старому человеку:
— Где живет Терри?
— По-прежнему в фамильном гнезде на Боденском озере. В маленьком охотничьем замке, который отец купил во время войны. Он, старый Варенбуш, впрочем, тоже там живет, ослепший, оглохший и злой.
Альмен пожал больному человеку худую ладонь:
— Спасибо.
По коридору навстречу ему шел Борис. Должно быть, Клаус Хирт подал ему электронный сигнал, что его гость хочет распрощаться.
Снаружи лежал снег. Черный «Флитвуд» стал белым. Теперь «дворники» размели свои полукружия на лобовом стекле, и машина тронулась.
Сидя на заднем сиденье, Альмен поймал в зеркале заднего вида озабоченный взгляд господина Арнольда.
— Все в порядке?
— Все.
11
На обратном пути они попали в пробку (рабочий день подходил к концу), которая из-за раннего снегопада в некоторых местах превращалась в настоящую катастрофу: проехать было нельзя. Многие автомобилисты еще ездили на летних шинах, и движение останавливалось то из-за перевернутых машин, то из-за мелких аварий.
Любимая музыка господина Арнольда постепенно начала действовать Альмену на нервы. Но между ними существовала старая договоренность, что им обоим нравится Гленн Миллер. Альмен не хотел ее нарушать. Поэтому он сидел на заднем сиденье молча, рассматривал серо-белый хаос на дороге и предавался своим мыслям.
Терри Веренбуш! Неужто и в самом деле смерть Джека Таннера на его совести? И его собственная жизнь — на волоске от смерти? На совести? Если все верно, то никакой совести у Терри Веренбуша не было.
Альмен не встречал его со времен Чартерхауса. Однажды он видел его на фото журнала People. Но узнал его лишь благодаря подписи под картинкой, поскольку выросший Терри отпустил усы и бороду, чтобы скрыть тонкие губы и скошенный подбородок. Однажды он видел его играющим на турнире в Medium-Goal-Polo, играл он напористо, но без элегантности.
Сейчас ему также вспомнилось, из-за чего Терри выгнали из школы. Однажды тот в холодный зимний вечер запер одноклассника в чулане на площадке для регби. Вся школа, полиция и половина соседней деревни искали его, и Терри активно участвовал в поиске. Только в ранние утренние часы полузамерзшего мальчика наконец обнаружили. Терри, который в тот день был материально ответственным, упорно отрицал, что сделал это намеренно. Но его жертва смогла убедить школьное руководство в обратном. Терри по глупости за пару дней до этого написал ему записку, в которой грозил: «Я тебя прикончу, поганая свинья!»
Было почти семь часов, когда господин Арнольд проводил своего пассажира под зонтом сквозь снежную пургу ко входу в отель и на полдороге передал его швейцару, который вышел им навстречу со своим зонтиком.
12
Карлос был одет в этот вечер в один из почти не ношенных костюмов, от которых Дон Джон отказался. Альмен от случая к случаю передавал ему такой костюм, хотя Карлос был на целую голову ниже. Но он знал одного колумбийца в статусе просителя политического убежища, профессионального портного, работавшего уборщиком в офисе и занимавшегося к тому же ремонтом и подгонкой одежды. Он распарывал костюмы Альмена и заново сшивал их так, как будто они были скроены по меркам Карлоса.
Альмен позвонил ему и пригласил на ужин в «Конфедерацию». Такого не случалось еще никогда, и Карлос тоже среагировал соответственно удивленно и искал всяческие отговорки для отказа. Но Альмен настоял на своем. Он объяснил Карлосу, что это важно и что речь пойдет о борьбе.
Когда шеф сервиса препровождал Карлоса к столу Альмена, было заметно, что Карлос чувствует себя не в своей тарелке.
Ресторан «Конфедерации» назывался «Гельветик», специализировался на швейцарской кухне из всех частей страны — и представлял собой элегантный, обшитый панелями зал с нишами и разделительными перегородками, декорированный с национальным швейцарским колоритом. Скатерти — крахмалены, а все столы расточительно накрывались с фарфором, серебром и хрусталем. Такая обстановка могла вогнать в робость и людей с куда большим ресторанным опытом, чем у Карлоса.
Он сел напротив Альмена и принялся изучать меню. Но очень скоро отложил его в сторону.
— Уже выбрали? — спросил Альмен.
— Я возьму то же, что и вы, Дон Джон.
Когда кельнер хотел налить и ему из бутылки «Dézaley», которая стояла в ведерке со льдом на приставном столике, он отказался. Карлос никогда не употреблял алкоголя. Его отец умер от этого, когда Карлосу было пять, а самому младшему из шестерых детей — два года. Захлебнулся в уличной канаве — уснул там и ничего не знал про сильный ливень. Одна из немногих личных историей, которую он однажды доверил Альмену.
Ввиду столь рано разразившейся зимы Альмен заказал для обоих эмментальский картофельный суп и бернское мясное ассорти, а на десерт — крем с виноградным вареньем из кантона Во.
Альмен выложил Карлосу без утайки всю историю вазочек со стрекозами. После этого они обсуждали план действий.
Они давно уже остались последними посетителями, и было совсем поздно, когда Альмен провожал своего нового союзника к выходу.
Стало еще холоднее, и снег продолжал падать. Мимо них прогудел снегоуборочный трактор, мигая проблесковым маячком.
На прощанье Альмен сказал:
— Вот и наступил момент, когда мне нужны вазочки со стрекозами, Карлос.
— Cómo no, Дон Джон. Тогда я их достану.
13
Альмен, как всегда, один расположился на заднем сиденье из бордовой кожи. Карлос настоял на том, чтобы сидеть впереди рядом с господином Арнольдом. На сей раз шофер отказался от Гленна Миллера. Работала радиостанция, репертуар который был смесью из шлягеров, попсы, фолка и классической музыки из концертов по заявкам. Господин Арнольд извинился за это. Дескать, радио необходимо ему из-за сообщений о дорожной ситуации.