С портрета на него смотрел, улыбаясь, Рыцарь Печального Образа.
Авельянеда, дурачась, зааплодировал:
- Браво... Браво! Брависсимо!
- "Ничего больше не говорите в свое оправдание, сеньор мой и господин", - сказал вдруг Санчо, - "ибо ничего лучшего нельзя ни сказать, ни придумать, ни сделать. И разве то, что этот сеньор утверждает, что на свете не было и нет странствующих рыцарей, не доказывает, что он ничего не смыслит в том, что говорит?"
- А вы, милейший, молчите, - раздраженно бросил Авельянеда. - Сеньора Наследственность и о вас сказала свое слово, и мне вас жаль. Каково это: быть потомком поколений оруженосцев, которым поколения Дон-Кихотов вот уже столетия обещают... подарить остров!
- "Я тот самый, - невозмутимо откликнулся Санчо, - и остров я заслужил не меньше всякого другого. Я из тех, о ком сказано: "следуй за добрыми людьми, и сам станешь добрым... или еще: "кто под добрым станет древом, доброй осенится тенью". Я пристал к хорошему хозяину... и, ежели Бог допустит, стану сам вроде него; и да пошлет Господь долгие годы ему и мне"!
Санчо поднял бокал и в полной тишине выпил; Авельянеда сопел, Алонсо шагнул навстречу оруженосцу:
- Санчо... Санчо, считай, что в этот момент я тебя окончательно за все простил!
- Не лыком шиты, - сказал довольный Санчо. - Признайтесь, хозяин, а вы думали, что все Панса держат "Дон-Кихота" на полке, но никогда не читают! Вы думали, что все Панса, как их достойный прародитель, вообще не умеют читать, а подписывать свое имя научились, разглядывая надписи на мешках с зерном? А вот вам! Четыре класса, как есть, закончили, какое-никакое, а образование!..
И они обнялись.
Санчо подумал, что знает этого человека всего неделю, и за это время успел один раз предать его и один раз спасти, и что теперь согласен отдать руку за его благополучие, да что руку - голову...
И что теперь он с новым ужасом смотрит в будущее, потому что одно дело - хоть сколько неприятная поездка с чужим человеком, и совсем другое быть свидетелем неудач, несчастий, унижений близкого друга.
Авельянеда встал, едва не опрокинув тяжелый стул:
- Господа... простите. Сеньора Альдонса... простите! Я не могу быть свидетелем... всего этого. Быть равнодушным свидетелем - значит быть соучастником...
Ага, удовлетворенно подумал Санчо. Не удержался. Пробило тебя перед лицом улики...
Алонсо улыбнулся:
- Сеньор Авельянеда... В гневе вы произнесли фразу, достойную самого рыцаря Печального Образа. "Быть равнодушным свидетелем - все равно что быть соучастником". Вспомните, сколько раз в жизни вам приходилось быть вот так равнодушным свидетелем! Как вы можете спокойно есть и пить, когда сейчас, в это самое мгновение, где-то умирают от голода дети! И не в далеких странах - рядом, в получасе спокойной ходьбы!
- Сеньор Алонсо, - подал голос молчавший до того Карраско. - Мы с вами тысячу раз говорили... Помощь, о которой вас никто не просил - тоже преступление!
Вмешательство в чужие дела, которые вас не касаются - тоже преступление!
- Напрасная трата слов, - махнул рукой Авельянеда. - Этому сеньору кажется, что он в своем уме... Что ж, не стану вам мешать. Прощайте!
- Одну минуту, - сказал Санчо, когда Авельянеда был уже в дверях. Одну минуту... Я хочу вернуть вам ваши деньги.
Авельянеда поднял брови:
- Что такое, любезный Панса?
- Ваши деньги, - громко повторил Санчо и взял со стола поднос. - Те самые, что вы анонимно заплатили мне за то, чтобы Дон-Кихот никогда не вышел на дорогу.
Здесь все, забирайте-забирайте.
И, поклонившись, как лакей в трактире, протянул Авельянеде поднос.
Авельянеда долго смотрел на пачку денег, на письмо, а все смотрели на Авельянеду. Он надувался, становясь похожим на бурдюк с вином, на один из тех отвратительных бурдюков, с которыми сражался еще Рыцарь Печального Образа.
- Как человек бережливый, - хладнокровно продолжал Санчо, - говорю вам:
заберите денежку, в хозяйстве пригодится. Кто за копеечку не держится, тот сам ни гроша не стоит. Берите.
И снова молчание. Надутый и красный сосед стоял как на арене цирка под многими взглядами.
Наконец, Авельянеда зашипел. Засипел, засвистел, как проколотый воздушный шар, и только потом обрел способность к членораздельной речи:
- Вы... Вы! Идиоты! Безумцы! Да чтобы я! Свои деньги! Потратил на этого! На это! Свои деньги! Да вы рехнулись тут все! Это оскорбление, я буду вправе, как честный идальго, потребовать пятьсот суэльдо за обиду! Да если какому-то идиоту интересно тратить свои деньги, чтобы этот, - он ткнул пальцем в сторону Алонсо, - чтобы этот сумасшедший, чтобы этот дон Олух оставался дома... Да Бога ради! Но чтобы платить деньги этому Санчо, надо быть вдвойне идиотом, потому что если за этим, - снова хамский жест в сторону Алонсо, - стоят поколения сумасшедших идеалистов, то за этим, - он ткнул пальцем Санчо в грудь, - стоят поколения полных дебилов, которые рисковали шкурой не ради идеи даже - а ради "губернаторства на острове"... Вы, бездарности, присвоившие обманным путем чужую славу! Славу добрых и честных людей, которые в поте лица своего трудились на благо общества... а не мотались по дорогам! Вы, свихнувшиеся на одной-единственной книжке, занудной, лживой и к тому же плохо написанной!
"Хитроумный идальго Дон-Кихот"! И чтобы я платил свои деньги, чтобы вас удержать? Да скатертью дорога! И пусть на вас падут все побои, все унижения, вся грязь, вся навозная жижа, которую так щедро получал в своих странствиях Рыцарь Печального Образа. В десятикратном размере!
И Авельянеда ушел.
Санчо посмотрел на поднос в своей руке. Посмотрел Авельянеде вслед.
Если допустить, что письмо написал не сеньор Авельянеда... А судя по его реакции, так оно и есть...
Или он хороший актер?
Кто его знает. Но если письмо написан все-таки не сеньор Авельянеда...
Санчо посмотрел на Карраско.
И Алонсо перевел взгляд на Карраско.
И Альдонса смотрела на Карраско, и Фелиса, притаившаяся у дверей, смотрела на Карраско; прошла минута, другая, Карраско жарился под этими взглядами, будто на медленном огне, но делал вид, что ничего не замечает. Героически запихивал себе в глотку кусок за куском...
Поперхнулся.
Закашлялся.
Встал. Огляделся, будто загнанная в угол мышь; часто задышал:
- Алонсо? Алонсо?! Вы же знали моего отца! Вы же меня знаете с детства! Вы же знаете... И теперь вы смотрите так, будто я... Да как вам не стыдно! Пусть этот Санчо знает меня всего неделю... пусть сеньора Альдонса терпеть меня не может...
но вы-то?! Как вы могли... подумать?! Обо мне?! Что мне теперь делать, после того, как на меня пало такое подозрение? Что мне, повеситься? Да, я не хотел, чтобы вы уходили! Я и сейчас не хочу! И честно могу сказать вам в глаза: лучше бы вам никуда не ходить! Вот вы не говорите вслух об этой легенде, легенде вашего рода, но я знаю, вы в нее немножечко верите... Как наивный Панса немножечко верит в свое губернаторство. А вы говорите себе: ничего, что все мои предки потерпели неудачу. Ничего, что историю Дон-Кихота называют "блестящим и подробным отчетом о крушении иллюзий". Ничего, думаете вы, я попробую, может быть, у меня получится... Но это тоже иллюзия! Быть оптимистом в наши дни - это так унизительно... Сеньор Алонсо, мне будет больно, если вас затопчет какое-нибудь стадо свиней! Я люблю вас... а за дружбу, за сочувствие... вот такая плата. Да, может быть, этот Санчо все придумал, сам написал письмо и морочит вам голову! А вы... Прощайте.
И он быстро, почти бегом, вышел.
* * *
Алонсо только сейчас ощутил, до какой степени он устал за эти дни.
Он уязвим сегодня. Не надо было устраивать этого прощального вечера; он поддался слабости. Ему захотелось увидеть разоблаченного анонима...
А может быть, он преувеличил свою силу. Потому что, поддавшись эйфории, поверил, что сможет уверить, сможет убедить даже их - Авельянеду, Карраско - в правильности своего пути.
Изначально невыполнимая задача. Они и не должны понимать Дон-Кихота.
Дон-Кихоту суждено быть непонятым...
А теперь еще и предательство, которое, он, уходя, оставляет за спиной.
Но неужели предатель - все-таки Санчо?!
- Нет, - сказал под его взглядом Панса. - Сеньор Алонсо... Я ведь сроду не видел столько денег сразу. Я мог бы оставить их себе... Ничего вам не говорить... Сеньор Алонсо, я клянусь моим батюшкой, который дал мне имя Санчо, я клянусь моим островом... которого у меня никогда не будет... клянусь моими пацанами, которые остались дома... что я не соврал вам. Это письмо написал не я...
Алонсо молчал.
- Ради Бога, сеньор и господин мой... Вы действительно могли подумать...
- Письмо написал не ты, - сквозь зубы сказал Алонсо, - но, если отставить в сторону подлость и подкуп... Все вы готовы подписаться под этим письмом. Все вы не хотите, чтобы я шел. Ты, Санчо, идешь со мной без радости - только потому, что ты верен... Авельянеда завидует, Карраско сочувствует... Никто не понимает, зачем Дон-Кихоту отправляться в странствия... Бритвенный тазик на голову - смешно? Смешно... "...Он подошел к Дон-Кихоту, выхватил у него копье, сломал его на куски и одним из них принялся так колотить нашего рыцаря, что, несмотря на его доспехи, измолол его, как зерно на мельнице. Он брал в руки один кусок копья за другим и ломал их на спине несчастного, простертого на земле рыцаря..."