Опять зазвучали трубы, и затем наступила тишина, длившаяся довольно долго.
- Никто не желает выступить защитником?- сказал гроссмейстер.- Герольд, ступай к подсудимой и спроси её, ожидает ли она кого-нибудь, кто захочет биться за неё в настоящем деле.
Герольд пошёл к месту, где сидела Ревекка. В ту же минуту Буагильбер внезапно повернул свою лошадь и, невзирая на все попытки Мальвуазена и Монт-Фитчета удержать его, поскакал на другой конец ристалища и очутился перед Ревеккой одновременно с герольдом.
- Правильно ли это и допускается ли уставами поединка?- сказал Мальвуазен, обращаясь к гроссмейстеру.
- Да, Альберт Мальвуазен, допускается,- отвечал Бомануар,- ибо в настоящем случае мы взываем к суду божьему и не должны препятствовать сторонам сноситься между собою, дабы не помешать торжеству правды.
Тем временем герольд говорил Ревекке следующее:
- Девица,благородный и преподобный владыка гроссмейстер приказал спросить: есть ли у тебя заступник, желающий сразиться в сей день от твоего имени, или ты признаешь себя справедливо осуждённой на казнь?
- Скажите гроссмейстеру,- отвечала Ревекка,- что я настаиваю на своей невиновности, не признаю,что я заслуживаю осуждения, и не хочу сама быть повинна в пролитии собственной крови. Скажите ему, что я требую отсрочки, насколько то допускается его законами,и подожду, не пошлёт ли мне заступника милосердный бог, к которому взываю в час моей крайней скорби. Но если по прошествии назначенного срока не будет мне защитника, то да свершится святая воля божия!
Герольд воротился к гроссмейстеру и передал ответ Ревекки.
- Сохрани боже,- сказал Лука Бомануар,- чтобы кто-нибудь мог пожаловаться на нашу несправедливость, будь то еврей или язычник! Пока вечерние тени не протянутся с запада на восток, мы подождём, не явится ли заступник этой несчастной женщины. Когда же солнце будет клониться к закату, пусть она готовится к смерти.
Герольд сообщил Ревекке эти слова гроссмейстера. Она покорно кивнула головой, сложила руки на груди и подняла глаза к небу, как будто искала там помощи,на которую едва ли могла рассчитывать на земле. В эту страшную минуту она услышала голос Буагильбера. Он говорил шёпотом, но она вздрогнула, и его речь вызвала в ней гораздо большую тревогу, чем слова герольда.
- Ревекка, - сказал храмовник, - ты слышишь меня?
- Мне до тебя нет дела, жестокосердный,- отвечала несчастная девушка.
- Да, но ты понимаешь, что я говорю?- продолжал храмовник.- Я сам пугаюсь звуков своего голоса и не вполне понимаю, где мы находимся и для какой цели очутились здесь.Эта ограда,ристалище,стул, на котором ты сидишь, эти вязанки хвороста… Я знаю, для чего всё это, но не могу себе представить, что это действительность, а не страшное видение. Оно наполняет ум чудовищными образами, но рассудок не допускает их возможности.
- Мой рассудок и все мои чувства,-сказала Ревекка,-убеждают меня, что этот костёр предназначен для сожжения моего тела и открывает мне мучительный, но короткий переход в лучший мир.
- Это всё призраки, Ревекка, и видения, отвергаемые учением ваших же саддукейских мудрецов.Слушай,Ревекка, - заговорил Буагильбер с возрастающим одушевлением,- у тебя есть возможность спасти жизнь и свободу,о которой и не помышляют все эти негодяи и ханжи. Садись скорей ко мне за спину, на моего Замора, благородного коня, ещё ни разу не изменившего своему седоку. Я его выиграл в единоборстве против султана трапезундского.Садись,говорю я, ко мне за спину, и через час мы оставим далеко позади всякую погоню. Тебе откроется новый мир радости,а мне- новое поприще для славы.Пускай произносят надо мной какие им угодно приговоры- я презираю их! Пускай вычёркивают имя Буагильбера из списка своих монастырских рабов- я смою кровью всякое пятно, каким они дерзнут замарать мой родовой герб!
- Искуситель,- сказала Ревекка,- уйди прочь! Даже и в эту минуту ты не в силах ни на волос поколебать моё решение. Вокруг меня только враги, но тебя я считаю самым страшным из них. Уйди, ради бога!
Альберт Мальвуазен, встревоженный и обеспокоенный их слишком продолжительным разговором, подъехал в эту минуту, чтобы прервать беседу.
- Созналась она в своём преступлении,- спросил он у Буагильбера, - или всё ещё упорствует в отрицании?
- Именно, упорствует и отрекается,- сказал Буагильбер.
- В таком случае,благородный брат наш,- сказал Мальвуазен,- тебе остаётся лишь занять твоё прежнее место и подождать до истечения срока. Смотри, тени уже начали удлиняться. Пойдём, храбрый Буагильбер, надежда нашего священного ордена и будущий наш владыка.
Произнеся эти слова примирительным тоном, он протянул руку к уздечке его коня, как бы с намерением увести его обратно, на противоположный конец ристалища.
- Лицемерный негодяй! Как ты смеешь налагать руку на мои поводья? - гневно воскликнул Буагильбер, оттолкнув Мальвуазена, и сам поскакал назад, к своему месту.
- Нет, у него ещё много страсти,- сказал Мальвуазен вполголоса Конраду Монт-Фитчету, - нужно только направить её как следует; она, как греческий огонь, сжигает всё, до чего ни коснётся.
Два часа просидели судьи перед ристалищем, тщетно ожидая появления заступника.
- Да оно и понятно,-говорил отшельник Тук,-потому что она еврейка. Клянусь моим орденом,жалко,право,что такая молодая и красивая девушка погибнет из-за того, что некому за неё подраться. Будь она хоть десять раз колдунья, да только христианской веры, моя дубинка отзвонила бы полдень на стальном шлеме свирепого храмовника.
Общее мнение склонялось к тому, что никто не вступится за еврейку, да ещё обвиняемую в колдовстве, и рыцари, подстрекаемые Мальвуазеном, начали перешёптываться, что пора бы объявить залог Ревекки проигранным. Но в эту минуту на поле показался рыцарь, скакавший во весь опор по направлению к арене… Сотни голосов закричали: «Заступник, заступник!» - и, невзирая на суеверный страх перед колдуньей, толпа громкими кликами приветствовала въезд рыцаря в ограду ристалища. Но, увидев его вблизи, зрители были разочарованы. Лошадь его, проскакавшая многие мили во весь дух,казалось падала от усталости, да и сам всадник, так отважно примчавшийся на арену, еле держался в седле от слабости, или от усталости, или от того и другого.
На требование герольда объявить своё имя, звание и цель своего прибытия рыцарь ответил смело и с готовностью:
- Я,добрый рыцарь дворянского рода,приехал оправдать мечом и копьём девицу Ревекку,дочь Исаака из Йорка,доказать,что приговор,против неё произнесённый, несправедлив и лишён основания,объявить сэра Бриана де Буагильбера предателем, убийцей и лжецом, в подтверждение чего готов сразиться с ним на сём ристалище и победить с помощью божьей, заступничеством богоматери и святого Георгия.
- Прежде всего,- сказал Мальвуазен,- приезжий обязан доказать, что он настоящий рыцарь и почётной фамилии. Наш орден не дозволяет своим защитникам выступать против безымянных людей.
- Моё имя,- сказал рыцарь,открывая забрало своего шлема,- более известно, чем твоё, Мальвуазен, да и род мой постарше твоего. Я Уилфред Айвенго.
- Я сейчас не стану с тобой драться,-сказал храмовник глухим,изменившимся голосом.- Залечи сперва свои раны,достань лучшего коня,и тогда,быть может, я сочту достойным себя выбить из твоей головы этот дух ребяческого удальства.
- Вот как, надменный храмовник,- сказал Айвенго,- ты уже забыл, что дважды был сражён моим копьём? Вспомни ристалище в Акре, вспомни турнир в Ашби! Припомни, как ты похвалялся в столовом зале Ротервуда и выложил свою золотую цепь против моего креста с мощами в залог того, что будешь драться с Уилфредом Айвенго ради восстановления твоей потерянной чести. Клянусь моим крестом и святыней, что хранится в нём, если ты сию же минуту не сразишься со мной, я тебя обесславлю, как труса, при всех дворах Европы и в каждой прецептории твоего ордена!
Буагильбер в нерешительности взглянул на Ревекку, потом с яростью воскликнул, обращаясь к Айвенго:
- Саксонский пёс, бери своё копьё и готовься к смерти, которую сам на себя накликал!
- Дозволяет ли мне гроссмейстер участвовать в сём поединке?-сказал Айвенго.
- Не могу оспаривать твои права,- сказал гроссмейстер,- только спроси девицу,желает ли она признать тебя своим заступником. Желал бы и я, чтобы ты был в состоянии, более подходящем для сражения. Хотя ты всегда был врагом нашего ордена, я всё-таки хотел бы обойтись с тобой честно.
- Нет, пусть будет так, как есть,- сказал Айвенго,- ведь это- суд божий, его милости я и поручаю себя… Ревекка, - продолжал он, подъехав к месту, где она сидела, - признаешь ли ты меня своим заступником?
- Признаю,- отвечала она с таким волнением, какого не возбуждал в ней и страх смерти.- Признаю,что ты защитник, посланный мне провидением. Однако ж, нет, нет!Твои раны ещё не зажили. Не бейся с этим надменным человеком. Зачем же и тебе погибать?