— Чего ты такой унылый? Жалеешь, что посадил нам на шею бабу с ребятней?
— Нет. Я хотел попросить тебя об услуге. Я не имею на это никакого права, но...
— Давай выкладывай, не тяни.
— Ты проводишь их к Эгелю?
— Так ведь и было задумано с самого начала. Что с тобой, Дардалион?
— Видишь ли... я скоро умру. — Дардалион отвернулся и пошел вверх по склону.
Нездешний догнал его. На вершине холма Дардалион рассказал ему о своей призрачной встрече с неведомым охотником. Нездешний выслушал его молча. Наука мистиков была для него закрытой книгой, но он знал, какой властью они наделены, и не сомневался в том, что Дардалион говорит чистую правду. Не удивило его и то, что за ним идет охота, — как-никак, он убил одного из них.
— Так вот, — заключил священник, — я надеюсь, что после моей смерти ты все-таки проводишь Даниаль с детьми в безопасное место.
— Ты сдаешься заранее, Дардалион?
— Я не умею убивать, а иначе его не остановишь.
— Где они ночевали?
— К югу от нас. Но тебе нельзя туда — их семеро.
— Но властью, по твоим словам, наделен только один?
— Насколько я знаю, да. Он сказал, что убьет меня, когда стемнеет. Пожалуйста, не ходи туда, Нездешний. Я не хочу быть причиной ничьей смерти.
— Эти люди охотятся за мной, священник, и выбирать мне не из чего. Даже если я пообещаю тебе остаться с женщиной, они все равно найдут меня. Уж лучше я найду их первым и сам навяжу им бой. Оставайтесь здесь и ждите. Если к утру я не вернусь, отправляйтесь на север.
Нездешний подхватил свою поклажу и направил коня к югу. Забрезжил рассвет. Он обернулся в седле:
— Погаси костер — дым виден на многие мили, и до сумерек не разводи огня.
Дардалион угрюмо смотрел ему вслед.
— Куда это он? — спросила Даниаль.
— Поехал спасать мою жизнь. — И Дардалион повторил рассказ о своем ночном странствии. Женщина как будто поняла: он прочел в ее глазах жалость. Тогда ему стало ясно, что своей исповедью он уронил себя в ее мнении. Ведь он послал Нездешнего на смертный бой, рассказав ему обо всем.
— Не вини себя, — сказала Даниаль.
— Лучше бы я молчал.
— Тогда мы все были бы обречены. Он должен был узнать, что за ним охотятся.
— Я рассказал ему это для того, чтобы он меня спас.
— Не сомневаюсь. Однако он должен был узнать, а ты — рассказать.
— Пусть так — но в тот миг я думал только о себе.
— Ты человек, Дардалион, даром что священник. Не будь к себе слишком суров. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять. А тебе?
— Двадцать. Давно ты стал священником?
— Пять лет назад. Отец хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал зодчим, но сердце мое не лежало к этому занятию. Я всегда хотел служить Истоку. В детстве меня часто посещали видения, смущавшие моих родителей. — Дардалион усмехнулся и покачал головой. — Отец был уверен, что я одержим, и в возрасте восьми лет отвез меня в храм Истока, в Сардию, чтобы из меня изгнали злого духа. Он пришел в ярость, когда ему сказали, что это не проклятие, а дар! С тех пор я начал учиться в храмовой школе. Я сделался бы послушником уже в пятнадцать лет, но отец настоял, чтобы я жил дома и учился ремеслу. К тому времени, как я сумел его уломать, мне исполнилось двадцать.
— Твой отец еще жив?
— Не знаю. Вагрийцы сожгли Сардию и перебили всех священников. Думаю, они поступили так же и с окрестными жителями.
— Как тебе удалось уйти?
— В тот страшный день меня не было в городе. Настоятель послал меня с письмом в горный монастырь Скодии. Когда я туда добрался, монастырь уже горел. Я повернул назад, и тут меня схватили, но Нездешний освободил меня.
— Он не похож на человека, который склонен кого-то спасать.
— Он, собственно, искал свою лошадь, которую украли наемники, — хмыкнул Дардалион, — а я просто подвернулся ему под руку. — Дардалион засмеялся и взял Даниаль за руку. — Спасибо тебе, сестра.
— За что?
— За то, что свела меня с тропы себялюбия. Прости, что обременил тебя своими заботами.
— Ничем ты меня не обременил. Ты добрый человек и помогаешь нам.
— Ты так умна. Я рад, что мы встретились, — сказал Дардалион, целуя ей руку. — Пойдем-ка разбудим детей.
Весь день Дардалион и Даниаль забавляли детей. Дардалион рассказывал им сказки, а она играла с ними в поиски клада, собирала цветы и плела венки. С утра солнце светило ярко, но к середине дня небо потемнело, и дождь загнал их обратно в лагерь, где они укрылись под развесистой сосной. Там они доели остатки хлеба и сушеных фруктов, которые уделил им Нездешний.
— Темнеет, — сказала Даниаль. — Как ты думаешь, уже можно зажечь костер?
Дардалион не ответил. Он не отрываясь смотрел на семерых мужчин, которые с мечами в руках шли к ним через лес.
Глава 3
Дардалион устало поднялся на ноги. Швы на груди натянулись, и многочисленные синяки заставили его поморщиться. Будь он даже воином, он не справился бы и с одним из тех, что медленно приближались к ним.
Впереди, улыбаясь, шел тот, кто нагнал на него такой страх прошлой ночью. За ним полукругом шагали шестеро его солдат в длинных синих плащах поверх черных панцирей. Забрала шлемов скрывали лица, и только глаза поблескивали сквозь четырехугольные прорези.
Даниаль, отвернувшись, прижала к себе детей: пусть хотя бы не увидят сцены убийства.
Всякая надежда оставила Дардалиона. Всего лишь несколько дней назад он готов был претерпеть все — и пытки, и смерть. Но теперь страх детей передавался ему, и он жалел, что у него нет ни меча, ни лука, чтобы защитить их.
Внезапно воины остановились, и их вожак уставился куда-то в сторону. Дардалион обернулся.
Там, в меркнущем свете заката, стоял, запахнувшись в плащ, Нездешний. Солнце садилось за его спиной, и его силуэт чернел на кроваво-красном небе. Воин не шевелился, но мощь его завораживала. Кожаный плащ поблескивал в тусклых лучах, и сердце Дардалиона застучало сильнее. Он уже видел Нездешнего в деле и знал, что под этим плащом скрывается смертоносный арбалет, натянутый и готовый к бою.
Но надежда угасла, не успев зародиться. Там Нездешний имел дело с пятью ничего не подозревающими наемниками, здесь ему противостоят семеро воинов в полной броне — закоренелые убийцы, вагрийские Псы Хаоса.
С ними Нездешнему не справиться.
В эти первые мгновения, когда все застыли на месте, Дардалион еще успел спросить себя: зачем воин вернулся, видя, что дело их безнадежно? Нездешнему незачем жертвовать собой ради них — он ни во что не верит и ни за что не сражается.
Однако вот он — стоит на краю леса, словно статуя.
Вагрийцев краткая тишина встревожила еще больше. Они понимали: сейчас на эту поляну опустится смерть и кровь прольется в землю сквозь мягкую лесную подстилку. Недаром они были военными людьми, ходили со смертью бок о бок, отгораживаясь от нее мастерством или свирепостью, и топили свои страхи в потоках крови. Сейчас страх сковал их — и каждый почувствовал, как он одинок.
Черный жрец облизнул губы, и меч отяжелел в его руке. Он знал, что перевес на их стороне и Нездешний умрет, как только он отдаст приказ атаковать. Но знал он и кое-что другое: стоит ему отдать этот приказ, и он умрет сам.
Даниаль, не в силах больше выносить мучительного ожидания, резко повернулась и увидела Нездешнего. Потревоженная ее движением Мириэль открыла глазки. Вид воинов в шлемах напугал ее.
Она закричала, и чары рассеялись.
Нездешний распахнул плащ. Жрец упал навзничь с черной стрелой в глазу. Несколько мгновений он еще корчился, потом затих.
Шестеро воинов остались на месте. Потом тот, кто шел в середине, медленно вдел свой меч в ножны, и остальные последовали его примеру. С бесконечной осторожностью они попятились назад, в густеющий сумрак леса.
Нездешний не шелохнулся.
— Приведите лошадей и соберите одеяла, — спокойно распорядился он.
Час спустя они устроились на холме, в неглубокой пещере. Дети уснули, Даниаль легла рядом с ними, а Дардалион с Нездешним вышли под звезды.
Вскоре Дардалион вернулся и разворошил костер. Дым уходил сквозь щель в своде пещеры, но в убежище все равно сильно пахло хвоей. Этот запах успокаивал. Священник подошел к Даниаль и, видя, что она не спит, присел рядом.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Как-то странно. Я так приготовилась к смерти, что совсем не испытывала страха — однако осталась жива. Как по-твоему, зачем он вернулся?
— Не знаю. Да он и сам не знает.
— А почему ушли те?
Дардалион прислонился спиной к камню, вытянув ноги к огню.
— Тоже непонятно. Я много думал об этом и решил, что такова уж, видимо, солдатская натура. Их обучили сражаться и убивать по приказу, повинуясь без рассуждении. Они не принадлежат себе. Притом в бою они обычно четко знают, что надо взять такой-то город или победить такого-то неприятеля. Им отдают приказ, возбуждение растет, пересиливая страх, и они скопом бросаются вперед, черпая силу в том, что их много. Нынче же приказа не было, а Нездешний, сохраняя спокойствие, не дал им повода воспламениться.