Боже, если бы только он позволил ей попробовать!
– Мне нет нужды выходить замуж столь поспешно. Вместо этого мы можем уменьшить количество солдат, которых содержим.
Айуэрт поморщился:
– Это безумие. Замок нужно защищать.
– Защищать? Но из-за них мы можем остаться без куска хлеба и без крыши над головой. Зачем нам столько охраны? Невозможно пройти из зала на кухню и не наткнуться на рыцаря.
– Расстаться с моими солдатами? Глупости! – Айуэрт закашлялся. – Что ты, женщина, можешь понимать в обороне!
Мейриона нервно забарабанила пальцами по подлокотнику кресла.
– Пока ты находился в тюрьме, мы с этим неплохо справлялись.
Обернувшись, Айуэрт обвел взглядом голые стены и пустой буфет.
– Ты распродала все убранство и утварь. Даже мы, те, кто сидит за большим столом, должны теперь есть с досок для резки хлеба вместо оловянной посуды.
– Это несправедливо, отец. – Мейриона сжала губы. Тогда она просто не нашла другого способа заплатить выкуп. – Будь у меня побольше времени, я могла бы раздобыть плату, продавая шерстяные ткани Энни.
– Упрямая девчонка! – Айуэрт широким шагом подошел к дочери и наклонился так, что их носы почти соприкоснулись. – Ты не выходишь замуж из-за того ублюдка, не так ли?
Кровь отхлынула от лица Мейрионы.
– Прекратите! Я не хочу выходить замуж ни за кого, а за него – тем более.
– Тебе нужен он – я вижу это по твоим глазам. Мейриона покачала головой, словно отгоняла тайные мысли. Прошло уже семь лет, а в ее ушах все еще звучал голос Годрика из Монтгомери: сладкий шепот рыцаря сменялся ночными кошмарами – обещанием отмщения.
– Неразумное, глупое дитя! Ты хоть имеешь представление, где сейчас твой бесценный бастард?
Мейриона вздрогнула.
– Он на континенте и о тебе давно уже забыл.
В том, что сказал отец, была логика, но Годрик поклялся предъявить на нее свои права, и эта клятва никак не выходила у нее из головы.
– Они называют его Драконом, – продолжал Айуэрт, вновь отходя к окну. – Если люди отказываются склониться перед его железной волей, он сжигает целые деревни, уничтожает слабых, а любого, кто отказывается повиноваться, он засекает до смерти. Своих врагов он лошадьми протаскивает по уличной грязи.
Эти слова ледяной иглой страха пронзили сердце Мейрионы, в ее душе возникло чувство, подобное тому, какое испытывает путник, укрывшийся под шатким обломком скалы.
– Я этому не верю…
– Не веришь тому, что только последний дурак не знает?
Мейриону снова пронзила дрожь. Менестрели слагали баллады о деяниях жестокого Дракона, но она никоим образом не связывала чудовище с тем красивым рыцарем, который целовал ее ладонь. Мир опрокинулся. Как она могла не знать, не чувствовать этого? Разве не почувствовала она решимость и силу Годрика, когда он целовал ее?
Теперь Мейриона поняла истинную причину бешенства отца: Дракон где-то поблизости, и Айуэрт должен защитить свою дочь. Все душе возникло невольное чувство благодарности.
– После того как он отсюда убрался, Пьер нашел ему место во французской армии. Теперь этот негодяй ведет роскошную жизнь – он разжирел на захваченных землях. – В ярости Айуэрт ударил кулаком по ладони. – Чертов йоркистский ублюдок! Он жиреет на службе у французской знати, тогда как мы задыхаемся, пытаясь заплатить королю эти чертовы подати. Мне следовало убить его, когда у меня была такая возможность.
– Отец… – Мейриона встала и протянула к нему руки.
– Больше я не потерплю твоего неповиновения. Если ты посмеешь отвергнуть следующего жениха, клянусь всеми святыми, я отправлю тебя в монастырь. – Айуэрт смерил дочь гневным взглядом, и воцарившееся молчание было более убедительным, чем любая нотация. Но в глубине этого взгляда Мейриона все же видела крупицу растущей тревоги.