— Ничего страшного. — Она задумчиво улыбнулась. — Конечно, я была в трауре и никуда не могла выезжать.
— Нужно было это сделать — это укрепило бы ваш дух.
— Вы полагаете, сейчас меня туда пустят? — спросила она с иронической улыбкой.
— Ну-ну, дорогая моя. — Он похлопал ее по руке, лежащей на сгибе его локтя. — Вы не много потеряли. Кормят в этом клубе ужасно, пунш разводят водой, общество скучное, паркет в зале для танцев покоробился, и вообще там скука смертная. И кстати, не разрешат играть в «двадцать одно» на поцелуи.
— Ну что же, я ничуть не жалею, что дорога мне туда заказана. — И, весело рассмеявшись, она сжала его руку и придвинулась к нему с доверительным видом. — Скажите мне, Роберт, где такая ходячая добродетель, как вы, научилась целоваться? — Она лукаво посмотрела на него из-под ресниц.
— Есть места, — хитро прищурился он.
— О, вот как?! — Она дернула его за рукав. — Выкладывайте же, Хоуксклиф!
Он засмеялся:
— Никогда в жизни я не стану рассказывать о своих поцелуях.
— Ах, ну бросьте, мне вы можете рассказать!
— Ладно, — сдался он и наклонился к ней, таинственно понизив голос. — Если хотите знать, когда-то я был знаком с одной леди. Вдовой.
— Веселой вдовой?
— Очень веселой, — усмехнулся он. — Я был моложе, чем вы теперь. Я был болен от любви два-три года, — буркнул он с внезапным отвращением. — Даже просил ее стать моей женой.
— Вот как? А что же вдова?
— Она мне отказала. — Он пожал плечами.
— Отказать герцогу Хоуксклифу! Потрясающе! Почему же она это сделала?
— Она уже исполнила свой долг — произвела на свет наследников, — небрежно бросил он. — У нее было состояние, и ей совершенно не хотелось снова вступать в брак, ни со мной, ни с кем-либо еще. Господи, как она была мне нужна! Но ей хотелось только свободы и независимости.
— В этом нет ничего дурного, если женщина может ее добиться.
— Ну, этой леди пришлось пожалеть о своем выборе, можете мне поверить.
Она с интересом посмотрела на него.
— Приползла к вам на коленях, не так ли? Веселая вдова перестала веселиться, когда веселье кончилось?
— Можно сказать и так.
— И вы ее оттолкнули? Вышвырнули на улицу? Он иронически улыбнулся, глядя на дорожку.
— Я даю людям только один шанс, дорогая. Я обычно нетерпим к слабостям окружающих и не прощаю глупости. Конечно, это мой недостаток, но за нехватку милосердия я расплатился тем, что выработал для себя еще более высокие стандарты, чем те, по которым меряю остальных. А теперь, думаю, обо мне достаточно, — заявил он, беря ее за руку. — Я хочу, чтобы вы рассказали о себе.
— Что вам угодно знать? Он посмотрел ей в глаза:
— Все.
— Особенно рассказывать нечего. Родилась в Келмскоте, Оксфордшир, третьего сентября 1791 года. Владею французским, немного латынью. Образование: посредственно играю на фортепьяно, рисовать не умею. Люблю историю и кошек.
— Кошек? А собак?
— Признаюсь, немного их опасаюсь. Особенно крупных.
— Хм… у меня их шесть. Мастифы и ньюфаундленды. Каждая из них весит больше, чем вы.
Она содрогнулась.
— Расскажите что-нибудь еще.
— Например?
Он взял ее за плечи и посмотрел ей прямо в глаза.
— Что происходит между вами и Брекинриджем?
Она вздрогнула и настороженно посмотрела на него.
— Долф Брекинридж — осел, — заявила Бел в конце концов. — Вот и все, что я могу сказать на эту тему. — И она отвернулась, делая вид, что смотрит на воду.
— Неужели я вижу перед собой обманщицу?
— Не говорите глупостей, — проворчала она.
— И все же?
Она презрительно фыркнула:
— Долф отравлял мне жизнь последние десять месяцев. Вы видели, как он держался со мной вчера. Я знаю, вы видели.
— Да, но я не был уверен, стал ли свидетелем любовной ссоры или чего-то другого.