Друзьями оказались: питерский музыкант с другом — питерским диджеем, еще один популярный писатель-фантаст, из новых, с девушкой модельного типа и телеведущая с СТС.
Хотелось надеяться, что Маслов хочет дружить. Или враждовать. Но уж точно не ухаживать. Потому что встречаться с писателем… Ну…
Хотя, если он умный, а они пишут в разных жанрах, может, это вариант?
Друзья обсуждали творчество Дэмиена Херста.
— Заспиртованная корова? — ужасалась телеведущая Саша. — И вы мне говорите — это искусство?
— А что искусство? — мягко парировал Дима. — «Девочка с персиками»?
— А почему нет? И почему сразу девочка с персиками? Какой смысл держать у себя дома заспиртованную корову?
— У нас в лаборатории уже лет пятьдесят стоят всякие там трупы младенцев с патологиями, хочешь, продам задорого? — усмехалась девица писателя.
— Лиза учится в медицинском, — пояснил писатель.
— А ты что думаешь? — спросил Маслов у Даши.
— Тема смерти мне не близка, — пожала она плечами. — К тому же я не понимаю, что делать с этой коровой, когда она стухнет. Новая мертвая корова тоже будет считаться произведением Херста? Но я вот что скажу — дороже всего ценится то, что само по себе ценности как произведение искусства не представляет: точка Малевича, то есть черный квадрат, начала эры поп-арта — супы Уорхола, а вот мертвые коровы… Мне кажется, люди покупают как бы диплом о том, что они в теме, они понимают значимость этих событий… А может, так оно и есть.
— А я считаю, что черный квадрат… — начала было Лиза, но Даша ее перебила:
— Умоляю, давайте только вот о черном квадрате не будем спорить! Я этого больше не вынесу! Если есть желание обсудить Малевича, поговорим, что ли, о «Яблоне в цвету» — замечательная картина, или вот «Отдых» у него совершенно гениальное полотно, я просто тащусь от него…
Возле туалета Даша встретила виновника торжества.
— Веселишься? — усмехнулся Захар.
— Вроде как, — Даша ответила улыбкой.
— Завела ухажера? — Захар прищурился.
— А я тебя видела с о-оочень грудастой блондинкой! — поддела его она.
— Это моя двоюродная сестра из провинции, — Захар потупил глаза.
Она расхохоталась.
— За столь наглое вранье я пойду в туалет вместо тебя! — заявила она и внедрилась без очереди.
Дима проводил ее домой.
— Ну пока, — сказала Даша и поднесла было ключ к домофону.
— И что, мы даже не будем целоваться? — ужаснулся Маслов.
— О боже… — простонала Даша. — Кто тебе сказал, что я целуюсь с писателями?
— Ну я еще и сплит-системы продаю, — убеждал Дима. — Так что…
— Все, спокойной ночи! — оборвала его Даша.
— Я тебе не нравлюсь? — его настойчивость выходила за все рамки.
— Нравишься, — призналась Даша. — Но я не буду сейчас с тобой целоваться, потому что я несколько часов назад навеки рассталась с любовником и мне надо прийти в себя.
— Ладно! Ты как-нибудь со мной поужинаешь?
— Позвони!
Это начало романа? Или просто секс — в перспективе, разумеется? Или не стоит загадывать?
Глава 26
— Послушай, тебе тридцать пять лет, а у тебя звездная болезнь, как будто ты, на хрен, Бритни Спирс! — Даша, не жалея сил, орала на Диму. — Сколько ты еще будешь популярен? Год? Два? А что потом? У тебя будет косная аудитория тысяч в сто — и это я еще тебе льщу, на самом деле тысяч пятьдесят…
— Все! — Дима сломал диск. — До свидания!
Но Даша предполагала, что именно так все и будет, — она метнулась к двери и перегородила вход.
— Стоять! — страшно закричала она.
Маслов, конечно, сам с усами, но это было ее преимущество — она умела орать по-настоящему, громко и дико, так, что жертва обмирала и теряла дар речи.
— Дима, — спокойно произнесла она. — Я не прошу тебя писать всякие там попсовые глянцевые романчики. Я просто хочу, чтобы ты вернулся к истокам. К тому, что у тебя лучше всего получается.
Они встречались уже три месяца. Первые двадцать дней — без секса.
Расставшись с ним после дня рождения Захара, Даша влезла на блог Маслова и загляделась на снимки с Пхукета — обнаженный Дима был очень даже ничего. Она ждала звонка, но это его «как-нибудь» растянулось на две недели.
Он тоже любил предварительные игры.
Даша давно уже не переживала, если новый знакомый не звонил три дня, неделю, — она продолжала жить, зная, что не этот, так следующий. Могла и сама позвонить — если мужчине удавалось ее заинтересовать.
Насчет Димы она не была уверена.
Писатель. Издается в разных издательствах, он любит всякие там посиделки на кухнях и умные разговоры, она — тусовки, людей и пустой бессмысленный светский треп.
Он стесняется публичности, болезненно реагирует на критику, она не может без показухи и рада любому упоминанию о себе в прессе.
Но секс решил все проблемы. К тому же Дима был действительно умным. Он читал. Много и разное. Запоем. В отличие от Вити, с которым Даша могла обсудить разве что журнал «Роллинг Стоунз».
Они встречались-встречались, а потом Даша неожиданно поняла, что счастлива. Дима мог хлопнуть дверью только потому, что она издевалась над его любимым Прустом. И это было так… невинно. Никаких пьяных ссор, но в то же время — пиршество эмоций.
А теперь она еще и его издатель. Дима слушал-слушал, сколько она зарабатывает на книгах, а потом вдруг попросил:
— Возьми меня к себе.
— А ты открой свое издательство, — посоветовала Даша.
— Да в лом мне, — отмахнулся он. — А эти… — «Эти» были его издателями, обещавшими ему невиданный успех и феноменальные гонорары. — Кажется, уже начинают грызть мозг.
Так Даша его и заполучила. И теперь пыталась доказать, что всякие там разлюли о действительном положении общества интересны узкому кругу специалистов, которые купят его книгу, чтобы высмеять, так как Маслов все-таки не социолог. А широкий читатель ждет от него совсем иного.
— Ты говоришь как типичный редактор! — ворчал Дима.
— Я тебя предупреждала! — напомнила Даша. — Это бизнес.
Порешили на том, что книгу Даша опубликует, но следующую Дима напишет в соответствии с ее замечаниями.
Вечером они поехали на выступление «Пятницы». Посмотрев на их общих друзей, Даша усмехнулась про себя: ну сразу видно — богема. И одеты все мило, и лица ухоженные, и в голове много интересных мыслей, но…
А что «но»?
Даше не хотелось задумываться, чтобы не разрушить этот новый, хрупкий мир, и все же было «но» — неудовлетворенность, тоска в груди…
— Меня с ума сводит эта мода на мемуары! — воскликнула одна не очень симпатичная журналистка, гордившаяся тем, что у нее в ЖЖ больше пяти тысяч «друзей».
Журналистка строила из себя не пойми кого — с печалью в голосе упоминала о том, что ее уже достали эти телевизионщики, все зовут и зовут разговаривать в телевизоре и все не понимают — не хочет она!
Дешевые понты Дашу утомили — ей хотелось нагрубить журналистке, но она уже привыкла, что в компании Димы не реагируют на хамство.
— И ладно бы мемуары о творческом пути, так нет, все про трусы и секс! — поддержала ее девица с красными волосами.
— А я люблю про секс и трусы, — заявила Даша.
— Я тоже люблю, но пусть про это пишет «ОК!», — заявила журналистка. — Зачем какой-нибудь Маше Малиновской писать книгу?
— А почему нет? — Даша пожала плечами. — Ее же необязательно покупать.
— Это не вопрос личного выбора, а социальный срез, тенденции развития… — возмущалась журналистка, которой очень хотелось быть злой, дерзкой и значительной, но вот усики над верхней губой она почему-то не удаляла.
Даше вдруг стало дурно. Душно.
Она выскочила из-за стола и побежала на воздух.
На дворе стояла середина апреля, и ночи были холодные. Но Даше хотелось замерзнуть — лицо горело, дыхание сперло… Что с ней такое?
У нее ведь все хорошо!
Черт!
У кого бы стрельнуть сигарету?
— Захар! — обрадовалась она.
Захар вел в клуб брюнетку невиданной красоты с длинными блестящими волосами.
— У тебя сигареты нет? — спросила Даша.
— Кажется… — Он похлопал по карманам. — Даша, Агния, — представил он девушек.
— Агния? — ахнула Даша. — Вот красивое имя!
— Даш, ты чего? — забеспокоился Захар, присмотревшись к ней.
— Ничего, — она помотала головой.
— Агния, слушай, я покурю и приду, ладно? Ты ведь там наших найдешь? — Захар заботливо обнял подружку. — Ну? — Он протянул наконец Даше сигареты.
— Зажигалка у тебя есть? — психанула она.
— Сейчас! — Захар бросился к охраннику, притащил зажигалку, и Даша наконец прикурила.
Прикурила и кинула сигарету в лужу.
— Надо бросать! — сказала она.
— Эй! — Захар приподнял ей подбородок. — Что случилось?