— Под способом Вы понимаете свои гениталии?
— Мою плоть. — Она прижала руку к лицу, всхлипывая. Когда она убрала руку, в её глазах стояли слёзы. — Да. И да простит меня Пресвятая Дева. Но я делала это ради моих детей, ради государства. Это не доставляло мне удовольствия. Кеттлблэки… суровые мужчины, жестокие, и они делали это жёстко, но что мне оставалось? Рядом с Томменом должны были быть люди, которым я могла бы доверять.
— Его светлость под охраной Королевской Гвардии.
— Королевская Гвардия была рядом с его братом Джоффри, когда тот умирал, отравленный на собственном свадебном пиру, и от неё не было прока. На моих глазах умер один мой сын, и я не могла допустить, чтобы то же случилось со вторым. Я согрешила, я распутница и блудница, но это было ради Томмена. Прошу Ваше Святейшество великодушно простить меня, но я раздвинула бы ноги перед любым мужчиной в Королевской Гавани, если бы это помогло сохранить моих детей целыми и невредимыми.
— Прощение — прерогатива богов. А что сир Лансель, Ваш кузен и оруженосец Вашего лорда—супруга? Его Вы тоже взяли в свою постель, чтобы заслужить его лояльность?
— Лансель, — Серсея колебалась. Будь осторожна, сказала она себе, Лансель рассказал ему всё от начала до конца. — Лансель был влюблён в меня. По сути, он был ещё ребёнком, но я никогда не ставила под сомнение его преданность мне или моему сыну.
— И несмотря на это совратили его.
— Мне было так одиноко. — Она сглотнула. — Я лишилась мужа, потеряла сына, осталась без лорда-отца. Да, я была регентствующей королевой, но даже королева — всего лишь женщина, а женщины — слабые существа, которые так легко поддаются соблазну… Ведь Ваше Святейшество знает, как это случается. Даже благочестивые септы грешат. Лансель был моим утешением. Он был добр ко мне, и нежен, и мне так нужен был кто-нибудь. Я знаю, этого нельзя было делать, но у меня больше не оставалось никого… ведь женщине так нужна любовь, ей нужно, чтобы рядом был мужчина, ей… она…
Серсея не могла сдерживать рыдания.
Верховный Септон не двинулся с места, чтобы успокоить её. Он не отводил от неё тяжёлого взгляда, смотрел, как она рыдает, не шелохнувшись, как каменные статуи Семерых в септе у них над головами. Время тянулось долго, но наконец, её слёзы иссякли. К тому моменту её глаза покраснели и зудели от рыданий, и ей казалось, что она сейчас упадёт в обморок.
Однако Его Воробейшество с ней ещё не закончил.
— В этих грехах нет ничего особенного, — произнёс он. — Безнравственность вдов известна всем, женщины по натуре распутницы, использующие свои уловки и свою красоту, чтобы заставлять мужчин плясать под свою дудку. В этом нет измены, если только ты не покидала для блуда постель своего супруга, Его светлости короля Роберта, когда он был жив.
— Никогда, — прошептала она, и её била дрожь. — Никогда, клянусь.
Но он не обратил внимания.
— Против Вашей светлости выдвинуты и другие обвинения, в преступлениях куда более тяжких, чем блуд. Вы признаёте, что сир Осни Кеттлблэк был Вашим любовником, а сир Осни утверждает, что он удушил моего предшественника, выполняя Вашу волю. Он также утверждает, что лжесвидетельствовал против королевы Маргери и её кузин, рассказывал лживые истории об их блуде, прелюбодеянии и государственной измене, опять же выполняя Вашу волю.
— Нет, — произнесла Серсея, — Это неправда. Я люблю Маргери как родную дочь. А что касается другого обвинения… Я выказывала недовольство Верховным Септоном, признаю. Он был ставленником Тириона, слабовольный, испорченный, пятно на нашей святой вере. Ваше Святейшество знает это не хуже меня. Возможно, Осни решил, что я буду рада смерти Верховного Септона. Если так, я готова взять на себя часть вины… но убийство? Нет. В убийстве я невиновна. Отведите меня в септу, и перед престолом Пресвятого Отца я поклянусь в этом.
— Всему своё время, — сказал Верховный Септон. — Вам также предъявлено обвинение в убийстве Вашего лорда-супруга, нашего почившего возлюбленного короля Роберта, Первого своего имени.
Лансель, подумала Серсея.
— Роберт был убит вепрем. Неужели меня считают оборотнем? Варгом? Может быть, меня обвиняют ещё и в убийстве Джоффри, моего обожаемого сына, моего первенца?
— Нет. Только Вашего мужа. Вы отрицаете это?
— Я отрицаю. Да. Перед богами и людьми, я это отрицаю.
Он кивнул.
— И наконец, и это самое тяжкое обвинение, некоторые утверждают, что Ваши дети не рождены от короля Роберта, что они бастарды, плод инцеста и прелюбодеяния.
— Так утверждает Станнис, — тут же ответила Серсея. — Ложь, ложь, очевидная ложь. Станнис хочет сесть на Железный Трон, но на пути к трону дети его брата, и у него нет выбора, кроме как заявить, что они не дети Роберта. Это мерзкое письмо… В нём нет и доли правды. Я отрицаю.
Верховный Септон положил обе ладони на столешницу и, оттолкнувшись руками, встал на ноги.
— Хорошо. Лорд Станнис отвернулся от истины Семерых, чтобы поклоняться красному демону, и его ложным верованиям нет места в Семи Королевствах.
Это звучало почти ободряюще. Серсея всхлипнула.
— Несмотря на это, — продолжил Верховный Септон, — обвинения тяжки, и королевство должно узнать правду. Если Ваша светлость сказала правду, суд без сомнения подтвердит Вашу невиновность.
Значит, всё-таки суд.
— Я созналась в своих грехах… — …в отдельных грехах, действительно. Остальные Вы отрицаете. Суд над Вами отделит истину от лжи. Я буду просить Семерых простить Вам грехи, в которых Вы признались, и буду молиться, чтобы Ваша невиновность в остальном была доказана.
Серсея медленно поднялась с колен.
— Я склоняюсь перед мудростью Вашего Святейшества, — сказала она, — но если я могу молить о капле милосердия Пресвятой Матери, я… я так давно не видела сына, я прошу Вас…
В глазах старика был кремень.
— Вам не подобает находиться рядом с королём до тех пор, пока Вы не очиститесь от своих грехов. Однако Вы сделали первый шаг назад к добродетели, и я разрешаю, чтобы к Вам приходили посетители. Не более одного в день.
Королева снова заплакала. На этот раз слёзы были искренними.
— Вы слишком добры. Благодарю Вас.
— Пресвятая Мать милосердна. Это её Вам нужно благодарить.
Моэлль и Сколера ждали за дверью и повели её назад в башенную келью.
Юнелла замыкала шествие.
— Все мы молимся за Вашу светлость, — сказала септа Моэлль по пути наверх.
— Да, — эхом отозвалась Сколера, — Вы, наверное, сейчас чувствуете себя такой необыкновенно лёгкой, чистой, невинной, как девушка в утро своей свадьбы.
Я трахалась с Джейме в утро своей свадьбы, вспомнила королева.
— О да, — произнесла она вслух, — я будто бы заново родилась, будто бы во мне был нарыв, а теперь он вскрыт, и я, наконец, могу исцелиться. Кажется, я могла бы взлететь.
Она представила себе, как потрясающе приятно было бы двинуть с локтя прямо в харю септе Сколере, так, чтобы та кубарем полетела вниз по спиральной лестнице. А если боги будут благосклонны, морщинистая старая пизда врежется в септу Юнеллу и утянет её за собой.
— Как приятно вновь увидеть на Вашем лице улыбку, — сказала Сколера.
— Правильно ли я поняла Его Святейшество, что теперь мне дозволено принимать посетителей?
— Да, — ответила септа Юнелла. — И если Ваша светлость сообщит нам, кого она хотела бы видеть, мы пригласим этих людей.
Джейме, мне нужен Джейме. Но если бы брат был в городе, он бы уже пришёл к ней. С Джейме следовало повременить, до тех пор, пока она не разберётся, что творится за стенами Великой Септы Бейелора.
— Пригласите моего дядю, — сказала Серсея, — Сира Кивана Ланнистера, брата моего отца. Он в городе?
— Да, — произнесла септа Юнелла. — Лорд-регент находится в Красной Башне, своей новой резиденции. Мы немедленно пошлём за ним.
— Благодарю, — сказала Серсея, про себя думая, Лорд-регент, вот это да. Её изумление было неподдельным.
Как оказалось, смирение и покаяние имели массу преимуществ помимо очищения души от греха. В тот же день королеву перевели в большую келью двумя этажами ниже, где было окно, в которое она смогла, наконец, выглянуть, и тёплая, мягкая постель. А когда пришло время ужина, ей подали не овсянку с чёрствым хлебом, а жареного цыплёнка—каплуна, большую тарелку хрустящей зелени, приправленной толчёным грецким орехом, и горушку пюре из репы, щедро политую сливочным маслом. Той ночью она впервые со дня своего пленения легла спать с полным желудком, и спокойно проспала всю ночь.
А на следующее утро, с первыми лучами солнца, в келье появился её дядя.
Серсея ещё завтракала, когда дверь её кельи распахнулась и вошёл сир Киван Ланнистер.
— Оставьте нас, — бросил он надзирательницам.
Септа Юнелла вывела Сколеру и Моэлль и закрыла за собой дверь. Королева поднялась на ноги.