Мне нужно узнать у тебя еще кое-что.
Я отстал немного с ним вместе, и он сказал:
— Ты расскажешь Сахафу о коврах?
— Конечно.
— И он узнает о месте, где они лежат?
— Я сам покажу ему это место.
— А ты не хочешь замять это дело?
— Нет, я хочу, чтобы он знал.
— Ты жесток. Ты действительно поручишь емузаниматься этими коврами?
— Да.
— И будешь заставлять его, если он откажется?
— Мне пора уезжать, и я не могу его принуждать. Он обязательно это сделает, если ты не сдержишь данное ему слово. Так что сам решай!
— Я сдержу слово.
— Тогда пускай приезжает киаджа и трое соседей выступают в качестве свидетелей. Советую тебе сделать это побыстрее.
— В самом деле?
— Да. Ты должен доказать Сахафу, что твои намерения самые серьезные.
— Подчиняюсь тебе. О, как будут радоваться мои жена и дочь!
Наконец-то благоразумие победило. Лицо его раскраснелось, и, когда мы спрыгнули с лошадей возле его дома, он буквально скатился с осла и помчался к дверям. Мы услышали, как он кричит: «Сюда, сюда, быстрей, мы здесь!»
Женщины подбежали к нам. Хозяин был первым, кого они заметили, я — вторым.
— Господин, это ты! — завизжала от радости любимица всей Румелии. — С тобой ничего не случилось? Слава Аллаху! Я ждала тебя. Ты сдержал слово?
— Я привез тебе то, что ты просила.
— Где? Где?
— Вот.
При этом я указал на маленького хаджи, остальных пока не было видно.
— Пошла к черту! — тут же откликнулся Халеф, к счастью, на своем арабском диалекте, которого она не понимала.
Она же переспросила озадаченно:
— Вот этот?
— Да, о сладкая дочь красной краски.
— Но я его не знаю.
— Он отдаст за тебя свою жизнь. Но там дальше еще один. Выбирай между ними обоими.
Сахаф шел следом за Халефом. Девушка беспомощно и вопрошающе повернулась к отцу.
— Кого из них ты знаешь? — спросил тот, смеясь.
— Вот этого, — ответила она, указывая на Сахафа.
— По душе ли он тебе?
— Ода.
— Тогда он твой.
Она закрыла лицо руками, громко хихикнула, от стыда ли или от смущения — трудно сказать, и исчезла в комнатах.
— Господин, смотри, сколько беспокойства ты нам создал, — обратился ко мне пекарь полушутя-полусерьезно.
— Пусть теперь они беспокоятся. — И я указал на Сахафа.
— Нет, пока нельзя, — ответил пекарь озабоченно. — Юноша в день помолвки не может оставаться с невестой наедине.
Толстяк и не подозревал, что его Икбала и так уже давно встречается со своим Али за домом под присмотром заботливой и молчаливой Чилеки и еще более молчаливой луны.
— Тогда иди с ними ты, у меня нет времени.
— А Чилека не может их сопровождать?
— Тоже нет. Вы наши гости, и она должна прислуживать вам.
Прислуживать? Они что, хотят нас поить и кормить? Чем? Теми самыми деликатесами, которые я чуть было не попробовал? Не приведи господь.
И я поспешил сказать:
— Нет-нет, не нужно, время мое ограничено, мне нужно ехать.
— Господин, куда же ты, уже вечереет, куда ты на ночь глядя поедешь?
Он был прав. Тут Халеф спросил меня тихо:
— Ты действительно хочешь уехать сегодня, сиди?
— Это абсолютно необходимо.
— Один, без нас?
— Теперь уже я на это не отважусь.
— Мне кажется, что мы слишком долго в седле лошадям нужно отдохнуть.
— Ну да ладно, останемся здесь ненадолго. А ночь проведем у Шимина, моего друга.
Тут кузнец издал радостный крик и произнес, протягивая мне руку:
— О эфенди, ты даже не знаешь, какую радость ты мне доставил, назвав своим другом!
— Ты мне это доказал. Когда я вернусь домой, ты окажешься среди тех, кого я всегда буду вспоминать с любовью.
— Обязательно скажу это моей жене. Вот бы узнать как там она…
— Твоя лошадь явно устала. Тебе надо ее сменить. Возьми моего жеребца, слетай к своей жене и тотчас возвращайся.
— О, этот конь слишком хорош для меня.