— И тогда ты никому не скажешь о том, что здесь произошло?
— Никому.
Я узнал голос нищего. Он был здесь главным злоумышленником и, понятное дело, больше всех хотел отвести от себя опасность. Едва услышав мое «никому», он сказал:
— Пусть бояджи подписывает исбат. Мы подпишемся сразу после него.
— А что скажет Москлан? — попытался опять возразить толстяк.
— Ничего он не скажет. Он уже ничего не станет требовать.
— Ну вот и хорошо, — произнес я. — Вот и договорились. Возвращайся в хижину, бояджи.
— Так и не подписав? — обрадованно спросил он.
— Мы ведь подготовили исбат, и я зайду к вам с ним.
— Во имя Аллаха не ходи, — прошептал мне на ухо Халеф и схватил за руку.
— Ба! Да эти люди мне ничего не сделают. Если вы почувствуете, что со мной что-то случилось, поджигайте крышу и берите на мушку вход, тогда из дома никто не уйдет.
— Входи, входи, эфенди! — крикнул из дома нищий.
— Сиди, я с тобой! — сказал Халеф.
— Успокойся, нам сейчас ничего не угрожает. Вставай, Бошак!
Толстяк, кряхтя, поднялся и поплелся в хижину. Халеф достал револьвер, но тут же спрятал его, как только заметил, что люди в хижине отложили ружья в сторону. Я дал знак Омару, Сахафу и Оско, чтобы те вошли. Толстяк по-прежнему никак не соглашался. Уж очень он боялся Москлана; остальные же, особенно нищий, убеждали его подписать. Наконец он согласился. И вот Сахаф, довольный, вышел к своей лошади, держа в руках подписанный документ.
— А ты хочешь подписать, господин? — спросил он меня.
— Нет, мне это ни к чему. Ты, жених, следи лучше, чтобы невеста от тебя не ускользнула!
Я взял у Сахафа готовую бумагу и убедился, что составлена она по всем правилам. Все-таки Сахаф был превосходным стилистом. Но когда дело дошло до подписи пекаря, представление началось сначала.
— Сиди, может, лучше его повесить? — спросил меня Халеф скучающим тоном.
— Это успеется. Сначала доставим его к киадже. Ну-ка, ребята, хватайте его.
— Я уже подписываю! — завопил толстяк.
Все. Документ был готов. Сахаф повернулся к остальным и быстро получил от них не только подписи, но и устное подтверждение. Теперь, когда все было в порядке, Сахаф сказал:
— Теперь скачем в Енибашлы. Вы будете свидетелями при нашем обручении.
— Дайте мне отдохнуть, — заныл красильщик, — я так устал от…
— А ну давай! — прервал его Халеф, подталкивая его к выходу.
Тут я услышал стук копыт. Должно быть, всадник был уже близко, так как лесная подстилка гасила все звуки. У нас даже не было времени перекинуться словами, как он вошел. Представьте мое удивление, когда я узнал в этом человеке Москлана — того самого, который выдавал себя за Пимозу!
Как же ему удалось ускользнуть от кузнеца, если только он не… Но нет, для таких мыслей у меня не было времени.
— Проклятый негодяй! Вот ты где!
Эти слова явно предназначались мне. Я увидел направленный на меня пистолет. Прогремел выстрел, я бросился в сторону — даже не знаю, как сумел так 6ыстро среагировать — и в следующее мгновение ударил его прикладом штуцера в лицо. Он выронил оружие и с криком схватился обеими руками за лицо. В то же мгновение Халеф бросился на него и повалил на землю.
Все произошло настолько быстро, что остальные даже не успели подняться с пола.
Теперь же все вскочили. Халеф крепко держал Москлана, а Оско скрутил ему руки. Тот почти не оказывал сопротивления, держался руками за лицо и завывал. Конец приклада выбил ему зубы, а может быть, раздробил подбородок. Только тут я услышал, что еще один человек неистово кричит от боли или, вернее, вопит так, будто сел на острие пики. Это был жирный красильщик.
— Мой палец, моя кисть, моя рука, мое тело, мой организм! Меня ранили! Он стрелял в меня, в меня! — При этом он раскачивался из стороны в сторону как сумасшедший.