Анья порадовалась терпению Ивейна и предложенной им мальчику помощи, в которой тот безусловно нуждался.
– Ну так пойдем и исполним все честь по чести. – Ивейн поднялся. – Если мы выйдем сейчас же, то вернемся еще до полуночи.
Жрец был уже у выхода из пещеры, и Киэр встал, чтобы догнать его, когда оранжево-золотистый комочек проскользнул внутрь и улегся на колени к сидевшей на плаще девушке. Та растерялась от неожиданности, но все-таки, несмотря на боль, легонько пощадила маленького лисенка.
– Добро пожаловать, мой дикий малыш! – Анья нежно перебирала пушистую шерстку. – А я-то думала, ты оказался неблагодарным и бросил меня в беде.
Ивейн понял, что должен объяснить ей поведение лисенка.
– Твой зверек все это время не отходил от тебя, готовый броситься на защиту в любую минуту. Я даже не заметил, что он пропал, пока ты не вышла сегодня утром.
Анья просияла улыбкой, ослепительной, как летнее солнышко.
– Похоже, даже лисичкам необходимо уединение, но он пришел и будет теперь со мной, пока вы оба не вернетесь.
Ивейн застыл. Его вдруг поразила мысль, что раненая Анья останется в одиночестве, беззащитная. Он мысленно выругал себя за то, что не подумал об этом. Но он уже дал обещание Киэру и не может не сдержать слова.
Анья почувствовала смятение друида и улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.
– Я тут пока отдохну немного. Надеюсь, отдых пойдет мне на пользу, и скоро мы сможем снова отправиться в путь. Нодди здесь, он будет моим телохранителем. – Ее нежные пальчики погладили золотистый мех. – Так что идите быстрее, чтобы успеть вернуться, пока не настала ночь.
Анья помахала им, словно уговаривая поторопиться.
Ивейна позабавило имя, придуманное девушкой для лисенка, – валлийское слово, означающее защиту. И все же он мучился, разрываясь между обязанностями по отношению к Анье и к их новому маленькому спутнику. Расстроенный вконец, друид с неохотой поднял котомку и вышел, махнув пареньку, чтобы тот следовал за ним. Впервые за последние десять лет он отправлялся в дорогу без посоха. Магический кристалл мог бы не только смутить, но и напугать саксонского мальчика, с которым он пустился в этот нелегкий, извилистый путь через чащу леса.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Под палящим солнцем они трудились, копая могилу неподалеку от сожженного дотла дома. Живая, жизнерадостная зелень полей еще острее подчеркивала унылую безутешность смерти. Пока Ивейн орудовал лопатой, каким-то чудом уцелевшей в огне, Киэр усердно долбил землю тем, что осталось от мотыги, – ее железным концом. Мальчик за работой рассказывал, как из-за раны, полученной в битве, отцу пришлось остаться на ферме, тогда как всех остальных членов скирда король Олдфрит призвал на войну с мерсийцами.
– Ударом ножа моему отцу раздробили ногу. Мама сделала все, что могла, но все-таки нога срослась так криво, что он не мог нормально ходить – только хромать, опираясь на дубовую палку. – Киэр вонзил острие мотыги глубоко в землю, сдерживая давно накопившийся гнев. – Так что я сам обрабатывал это поле, и потому-то, как видите, борозды не особенно ровные.
Что Ивейн видел, так это то, что за свою недолгую жизнь этот юный саксонец испытал уже несчастий сверх меры. Мальчик вовсе не считал, что тяжелое ранение отца – это благо, позволившее тому остаться дома, на ферме, пока другие воевали. Ивейн достаточно знал о саксонцах и понимал, что такое увечье разъедает душу мужчины, как кислота разъедает плоть. Мужчина предпочитал достойно погибнуть на поле брани. Услышав историю Киэра, жрец больше не удивлялся, что мальчик так ненавидит тех, кто сначала искалечил его отца, а затем погубил его и всех близких, и имущество.
Желая помочь мальчугану отвлечься от грустных воспоминаний, Ивейн сказал:
– Идем, довершим начатое.