— Господа, дорогу Его Величеству!
III. Колдун
— Стража! На караул!
Шотландцы сделали выпад, потом, взяв оружие на плечо, застыли в воинственной неподвижности. Генрих II тем временем уже прошел в зал. Его окружали пажи. Он сел в кресло между Екатериной Медичи и Дианой де Пуатье. Снова этот любовный треугольник, давно уже никого не шокировавший, оказался на глазах у всех.
— Господа, — обратился король к собравшимся, — сегодня вечером нас ожидает редкое развлечение, которое, надеюсь, заставит вас ненадолго позабыть о танцах и отвлечься от игр: мы ждем Нострадамуса.
— Короля каббалы, — откликнулся Брюске, — императора магии, того самого дьявольского колдуна, который, как увидит, что вы с лихорадкой лежите в постели, сразу же догадается, что вы больны. Весь Париж влюблен в него. В его доме всегда полным-полно народу. Кареты давятся на улице Фруамантель. Надо будет мне спросить его, когда же ты, Генрих, наконец сделаешь меня принцем!
— А это правда, сир, что он умеет изготовлять золото? — поинтересовалась Диана де Пуатье.
— Сир, — не удержалась и Екатерина, как-то странно улыбаясь, — а это правда, что он знает, когда и каким образом каждый из нас умрет?
— Скоро все увидим на деле, — ответил Генрих II, посмотрев на настенные часы. — Я приказал ему явиться во дворец к десяти… Осталось подождать совсем немного, и узнаем… Думаю, будет очень интересно! И…
— Ах-ах! — бесцеремонно прервал короля Брюске. — Кого я вижу! Сам лотарингец идет сюда! Да здравствует лотарингец, черт побери!
— Несчастный ублюдок! — проворчал герцог де Гиз, действительно в этот момент подошедший поклониться королю.
— Ублюдки! — подхватил шут. — До чего же удачно сказано! Кто мы все, если не ублюдки, подумать только, рядом с представителем славной лотарингской фамилии! Ублюдки! Ни рожи ни кожи! Посмотри, Генрих, ты только посмотри на своего благородного кузена де Гиза! Скажи, кто у нас красавец? Да вот же он! К несчастью, эта достойнейшая башка украшена всего лишь герцогской короной… Что ж это такое! Какая малость — это для героя-то Меца, Ренти, Сен-Квентина и Кале! И это еще не все — черт меня побери совсем! А что мы, мы-то что сделали, чтобы удостоиться королевской короны?
— Сир, — с видимым усилием произнес Меченый, — мне придется удалиться из-за вашего шута…
— Нет-нет, ей-богу, нет! Не уходите, кузен! Останьтесь! А ты умолкни, горлопан, безмозглый осел! Говорите, дорогой кузен…
— Сир, — вымолвил наконец герцог, немного успокоившись, — вот преподобнейший Игнатий Лойола, который и объяснит Вашему Величеству, о чем идет речь. А я скажу только, что господин коннетабль де Монморанси, господин кардинал Лотарингский, господин маршал де Сент-Андре и я сам знаем и одобряем проект, который он собирается предложить для рассмотрения Вашему Величеству.
— Говорите, преподобный отец, — сказал Генрих II, поднимая опасливый взгляд на монаха.
— Да, говорите, говорите, мы внимательно слушаем, — хихикнул Брюске.
— Король Франции! — произнес Лойола своим сухим скрипучим голосом. — Ваше королевство — самое выдающееся из христианских государств. Неужели вы допустите, чтобы здесь процветала ересь? У меня осталось очень мало времени, сир, Господь призывает меня, поэтому буду говорить коротко. Просто спрошу вас: когда я предстану перед очами Всевышнего и Он спросит меня, что я сделал ради Святой Церкви и во имя Иисуса, должен ли я ответить Ему, что хотя мне и удалось спасти Испанию, обеспечить безопасность Италии, но вырвать Францию из лап гидры, протянувшей к ней свои отравленные щупальца, я не сумел?
— Не понимаю… Ну, и что же, по-вашему, нам нужно сделать? — удивленно спросил Генрих.